Алгоритм Юмора

Книги для бизнеса. Виталий Пичугин

Книги по психологии. Виталий Пичугин

Все разделы / Книги по психологии

Автор: Мирослав Войнаровский

Предисловие

Internet и юмор неразделимы. В условиях Сети ваши способы воздействия на собеседника весьма ограничены. Вы не можете ему угрожать, не имеете над ним никакой власти, у вас нет взаимных обязательств. В этих условиях смех и ирония становятся единственным эффективным средством воздействия. Остроты в Сети могут быть намного язвительнее и обиднее, чем в жизни. С другой стороны, хорошая незлая шутка способна разрядить накалившуюся обстановку или расположить к вам собеседника. В общем, умение придумывать смешное, оказывается в Сети очень важным - важнее, чем в обычной жизни.

Первоначальный вариант был написан для виртуального клуба Берег Семи Воплощений и назывался "Ворчание старого хомяка. Про стеб". Там много ссылок на ситуации и лица, понятных только членам клуба. В "ворчании" в шутливой форме изложены юмористические приемы, которые я сам в жизни применял интуитивно, а потом смог осознать и сформулировать явно.

Развлекательная форма несколько маскировала тот факт, что в "ворчании" была сделана попытка строгой научной формализации такого понятия, как юмор. Эта же форма маскировала и другой факт: формализация была в чем-то разумной, но в чем-то неудачной. Постепенно, я обнаруживал новые приемы и закономерности остроумия. Стало ясно: вырисовывается модель, к которой можно отнестись гораздо серьезнее. Серьезная модель несерьезности J

В какой-то момент я увлекся психологией и услышал о том, что смех связан с процессами в подсознании и о том, что на эту тему существует книга у Фрейда. Но я сознательно избегал ее читать до того, как у меня получится достаточно хорошая модель.

Разумеется, я напрашивался на то, что во многих отношениях изобрету велосипед. Зато я получил и несомненную выгоду: когда модель была готова, я мог применить книгу Фрейда для того, чтобы испытать ее на прочность. Я хотел проверить, насколько анализ Фрейда сходится с моей формальной моделью, не напутал ли я чего. Признаюсь, я был ошеломлен с первых строк. Посудите сами. Вот так звучала одна из замеченных мной закономерностей:

Юмор - это неожиданность, резко превращающаяся в понимание.

А вот место из работы Фрейда, где он цитирует одного из своих предшественников:

Heymans (Zeitschr f. Psychologie. XI. 1896) показывает, как осуществляется эффект остроумия последовательной сменой непонимания и внезапного уяснения.

Каково? И хотя позже мы покажем, что обе эти формулировки не годятся и нуждаются в серьезном уточнении, но для меня такое совпадение стало отрадным сигналом того, что я вступил на верный путь. Коль скоро такие древние зубры со мной согласны почти дословно. J Я постарался последовать хорошему примеру, наглядно продемонстрированному Фрейдом: не отбрасывать пренебрежительно старое, а развивать его и добавить свое новое. Я плохо отношусь к людям, которые ругают "ортодоксальную науку", постоянно путая слово "ортодоксальное" со словом "плохое", а слово "оригинальное" со словом "хорошее".

Вы можете заметить, что теории, относящиеся к юмору, не исчерпываются одной лишь работой Фрейда, и следовало бы ознакомиться еще с той или другой монографией. На это справедливый упрек я могу ответить так. Во-первых, в своей работе Фрейд попытался подытожить мнения своих предшественников, так что фактически мы имеем дело с совокупным мнением науки того времени. Во-вторых, обратите внимание, что эта работа почти сто лет спустя является наиболее известной в данной области. В-третьих, занимаясь какой-то задачей, приходится рано или поздно прекращать этап сбора данных и, наконец, начинать делать что-то свое. А изучение всего, что имеет хоть какое-то отношение к теме, разумно только в том случае, если вы хотите, что называется, блистать эрудицией. То есть, способностью запоминать чужие идеи.

Постановка задачи

Вероятно, самой известной научной работой на тему остроумия является книга Зигмунда Фрейда "Остроумие и его отношение к бессознательному". 237 страниц скрупулезного рассмотрения самых разных примеров и приемов остроумия являются прекрасным материалом, без сомнения полезным для потомков. То есть, для нас. Фрейд не только выполнил более детальное и всеобъемлющее исследование, чем его предшественники. Он собрал воедино самые интересные из мнений этих предшественников. Благодаря этому, мы можем из одного источника почерпнуть сразу сумму мнений, приготовленную для нашего удобства признанным психологом.

Мы не станем высокомерно высмеивать отца психоанализа за недочеты, недостатки или недоработки. Любую тему можно шлифовать и усовершенствовать до бесконечности. К любому тексту при желании можно придраться. Но критика, не предлагающая ничего лучшего вместо того, что отвергает,- совершенно бесполезное занятие. Поскольку оставляет после себя не плоды, а пепел.

В то же время, было бы глупо считать это или любое другое исследование абсолютным идеалом, который невозможно развить дальше. Не будем впадать и в эту крайность. У нас имеется интереснейший материал. Но с тех пор прошел почти век. Нет ли каких-то вопросов, которые ныне актуальны, но в те времена мало кого интересовали? Нет ли направления, в котором можно развивать золотую жилу, вскрытую много лет назад Фрейдом?

Думаю, что такое направление есть, и не одно. Во-первых, это - компьютеры и вопросы создания Искусственного Интеллекта (AI). Считается, что чувство юмора является одним из важнейших признаков разумности. Считается, что это чувство - одно из самых нелогичных и, потому, не может быть запрограммировано для компьютера или робота. Тем интереснее поколебать это расхожее мнение хотя бы частично.

Во-вторых, двадцатый век стал веком расцвета научной мысли. Были формализованы такие понятия, которые считались относящимися к области не просто непознанного, а непознаваемого. Например, время и пространство. Возможно ли в какой-то мере формализовать юмор? Это направление связано с предыдущим, хотя не ограничивает область применения компьютерами. Формализация юмора может быть интересна тем же психологам. Полная формализация фактически позволяет, хотя это звучит слегка дико, научить чувству юмора и остроумию.

В этих направлениях мы попробуем двигаться, и именно этой теме посвящено данное повествование. Фрейд не был математиком, да и компьютеров те времена не существовало. Математическая логика еще только рождалась, а убожество логики философской (судя по редким, но едким комментариям самого Фрейда) уже тогда было очевидно. Поэтому совершенно неразумно было бы критиковать З.Фрейда за нестрогость изложения. Оно нестрого только по нынешним меркам. Но было бы вполне разумно нам, современникам, развить его исследования с учетом достижений науки в прошедший период.

Определенную трудность представляет собой тот факт, что и в математике, и в программировании принято вести построение по принципу "от простого к сложному". В математике, пока не доказаны базовые теоремы, невозможно доказать следствия. В программировании, пока не закончена базовая функция, не будут полноценно работать функции, которые должны ее использовать. Однако, по крайней мере в программировании известен и другой подход. В прошлом он назывался "программированием сверху вниз", а ныне развитие этой идеи обозначается модным термином "Rational Unified Process", что в вольном переводе звучит как "разумно единообразный подход".

Идея его заключается в том, что мы не всегда можем себе представить от начала и до конца всю структуру очень сложной системы. Такой, как сверхбольшая компьютерная программа, тем более Искусственный Интеллект. Но мы можем с некоторой долей уверенности предположить, из каких основных частей, крупных блоков может такая программа состоять. И предположить, что эти части должны делать, и как между собой взаимодействовать. При этом мы неизбежно рискуем ошибиться и не угадать. Но если мы не применим этот подход, то навечно остановимся перед глухой стеной. Ее поставит перед нами наш мозг в виде ограниченной способности к работе со сверхсложными моделями. То есть, мы можем рискнуть и (как показывает практика) угадать во многом. Либо не рисковать - и не угадать ни в чем. Как говорится, не ошибается только тот, кто ничего не делает. Я бы добавил, что тот, кто не ищет, не находит.

Как может выглядеть подобный подход в вопросах формализации чувства юмора? А вот как. У нас есть некоторая задача - задача юмора:

Научить компьютер понимать шутки подобно человеку и научить его придумывать новые шутки.

Мы не можем прямо сейчас написать программу, которая реализовала бы эту способность или же написать цепочку математических формул, которая бы строго обосновывала возможность построения алгоритма для такой программы. Но. Мы можем свести решение этой задачи к решению других задач. Которые на данный момент еще не решены, но предположительно их решение более простое, чем решение задачи юмора. И, как следствие, велик шанс, что они будут решены раньше. Тем самым мы разбиваем задачу на три уровня:
Уже решенные задачи из области кибернетики, математики и логики.
Нерешенные задачи из тех же областей.
Предлагаемое решение задачи юмора на основе решения задач уровня 2.

Это позволит нам двигаться не только "снизу вверх" - от простого к сложному, но и "сверху вниз" от сложного к простому. К тому времени, когда будут решены задачи уровня 2, на уровне 3 будет уже все готово для решения задачи юмора целиком. Что это за задачи уровня 2? Это мы тоже должны определить по ходу дела. Одна из задач представляется очевидной с самого начала. Это - задача понимания какого-нибудь естественного языка (например, русского), задача понимания смысла слов. Пусть наша программа еще не способна определить, в ответ на какую фразу полагается улыбаться или смеяться. Но пусть она понимает хотя бы, какой смысл может нести каждое слово во фразе и соединение этих слов в виде предложения.

Не является ли метод "от простого к сложному" все же более правильным? Нет, и вот почему. Не имея возможности представить полностью механизм работы человеческого разума, мы будем решать самые разные простые задачи уровня 1. Как те, решение которых нам понадобится, так и те, решение которых нам не понадобится никогда. Как и в случае метода "сверху вниз" мы можем попытаться угадать. Однако подобные "гадания" будут иметь больше шансов на успех, если завершающая часть общей задачи будет решена заранее и будет ясно, какие ресурсы для ее решения нужны. Таким образом, оптимальным представляется сочетание обоих методов: и "сверху вниз", и "снизу вверх". Нельзя сказать, что один из этих методов хуже. Но можно сказать, что точно хуже: всегда применять только какой-то один метод.

Итак, будем исходить из предположения, что существует ряд более простых задач, которые будут решены еще до того, как вся задача юмора целиком. Пусть мы ошибемся в некоторых деталях, но имеем реальные шансы правильно определить большинство из них. Мы не станем говорить что попало наугад. И мы не станем повторять ошибку большинства философов и строить теории на пустом месте. Каждое утверждение должно формулироваться так, чтобы можно было его проверить на практике. То есть, просто взять, попробовать и убедиться на собственном опыте.

Такое требование - возможность экспериментальной проверки - приводит нас к неожиданному выводу. А именно: мы не должны формулировать решение задачи юмора на языке математических формул или в виде текста программы. Почему? Потому, что это никак не поможет нам проверить решение. У нас еще нет компьютера, который был бы способен исполнить такую программу. У нас нет и набора теорем, формализующих уровень 2, которые были бы уже доказаны и на основе которых мы бы сформулировали уровень 3. Мы не будем гадать, как будут звучать эти теоремы или какие библиотеки будут на том компьютере - такие детали угадать нереально.

Зато мы можем сформулировать некую модель и примерить ее к самым разным ситуациям, связанным с остроумием. Почти все эти ситуации обычно выражены на естественном языке. Бывает, люди смеются над формулами или программами, но несравнимо чаще они смеются над чужими словами и (реже) движениями. Ситуацию, выраженную на естественном языке, проще примерять к модели, которая тоже выражена на естественном языке. И этой модели будет достаточно, так как по условию понимание такого языка - это одна из задач уровня 2, и ее все равно придется решить раньше.

Наша цель - постараться создать достаточно простую, полную и точную модель. Простую - значит, правила должны быть выражены как можно понятнее, конкретнее, не через более сложные задачи и понятия, а через менее сложные задачи и понятия уровня 2. Полную - значит, модель должна учитывать все случаи остроумия, какие мы сможем припомнить и не противоречить ни одному из рассмотренных случаев. Точную - значит, в эту модель не должны вписываться лишние случаи, которые не относятся к остроумию. Я хочу придумать такую модель, показать, как я испытываю ее описанными методами на полноту и точность, а затем отдать "на растерзание" тебе, читатель, чтобы ты сам ее опробовал и убедился, что она работает. Или убедился, что не работает.

Фрейд и теория остроумия

Эта глава посвящена анализу упомянутой книги Зигмунда Фрейда "Остроумие и его отношение к бессознательному". Анализ имел целью определить, какая информация из этой книги может быть дополнительно формализована, уточнена, упрощена, и что еще полезное можно было бы к ней добавить.

Психологию вообще и Зигмунда Фрейда в частности часто обвиняют в недостаточной формальности, строгости и систематичности изложения. Не будем идеализировать - такой грех есть. Но во-первых, он не был математиком или физиком. А во-вторых, все, что он хотел сказать, при желании вполне можно понять. Отдельные логические ошибки не аннулируют смысл всей работы, а лишь ставят под сомнение отдельные тезисы. В общем, гораздо выгоднее вытянуть из текста всю полезную информацию, чем найти и обругать всю вредную. Ф., кстати говоря, постоянно сопоставлял свои предположения с практическими примерами (то есть, выполнял проверку опытом). Поэтому, в отличие от иных словоблудов, избегал явных ошибок.

Читая, можно обратить внимание на то, что Ф. оперирует двумя основными понятиями: "остроумие" и "комизм". Но он не дает им четких определений. Под комизмом он в основном понимает ситуации, когда человек выглядит смешно, но сам не предпринимает для этого особых умственных усилий. А под остроумием он подразумевает способность создавать более изощренные, умные остроты (умные остроты - остроумие). У Ф. применяются такие понятия как юмор, сальность, ирония, игра слов, каламбур. Многие из них вводятся через примеры, а не через определения. Но введение понятий через примеры имеет большой недостаток. Он не позволяет судить о новой ситуации, которая не была рассмотрена в одном из примеров: является ли она, например, каламбуром или игрой слов, ни тем, ни другим или и тем, и другим в сочетании. Значит, для большей ясности, надо будет начать с четких определений, а уже потом можно проиллюстрировать эти определения примерами.

Далее, в тексте есть очень много хороших анекдотов и шуток, но по большей части они либо труднопереводимы на русский язык, либо требуют пояснений, учитывающих национальный менталитет. Следовательно, эти примеры придется заменить аналогичными, но более понятными русскому читателю. К тому же, мы не ставим целью соревноваться с Ф. в количестве страниц, так что число примеров придется сильно сократить, не забыв убедиться, что все приведенные Ф. случаи остроумия и комизма хорошо вписываются в нашу модель.

Ф. применяет излюбленную, но специфическую терминологию вроде "сгущения", "подавления" или "либидо". Эти слова относятся к принципиально другой модели - модели психоанализа. Используя эти слова в нашей модели, мы вынуждены будем включить в нее модель психоанализа как часть. И все ее существенные элементы тоже. Но этим понятиям не соответствуют никакие строго определенные слова, жесты, мимика или движения. Нет возможности сказать: вот это определенно относится к либидо, а вот это - нет. Мы не будем столь категоричны, как приверженцы бихевиоризма, но все же постараемся строить модель либо на строгих терминах из математики и кибернетики, либо на терминах, обозначающих вполне определенные проявления, которые можно увидеть, услышать или пощупать.

Следует игнорировать еще дофрейдовское определение остроумия как "смысла в бессмыслице". Эти слова не несут вообще никакой информации. В чем угодно можно найти много смысла и много бессмыслицы, и трактовать эту ситуацию как смысл в бессмыслице или бессмыслицу в смысле. Этой формуле соответствует не только остроумие, но все, что угодно: любые модели, которые придумал Фрейд или придумаем мы. Модели, которые описывают юмор и не юмор. Хорошим контрпримером являются беседы "о смысле жизни". Часто они признаются совершенно бессмысленным занятием. Явное наличие "смысла в бессмыслице". Но такие разговоры вообще, и замечания об их бессмысленности в частности, обычно ведутся вполне серьезно, без каких-либо заметных проявлений остроумия. Таким образом, эта формула никак не может служить моделью или определением.

Не несет ли информации предлог "в", указывая, что именно смысл должен находиться внутри бессмыслицы, а не наоборот? Если это предлог является всего лишь средством художественного украшения, то мы его можем заменить на союз "и": "смысл и бессмыслица". А перестановка слов, связанных союзом "и" не меняет значение фразы. То есть, дополнительной информации нет. Предположим наоборот, что предлог "в" все же несет информацию. Какую? Мы не можем расположить одни слова внутри других, этот вариант отпадает. Зато мы можем сказать, что требуется наличие некоторого осмысленного фрагмента текста внутри большого фрагмента, который смысла не имеет. Но тогда всякая бессмысленная фраза, состоящая из правильно написанных (и потому осмысленных) слов подходит под такое определение. "Смотри на скользкое небо, что отвратительно чешется о воду". Вам смешно?

Рассмотрим другое, уже упомянутое определение: "эффект остроумия осуществляется последовательной сменой непонимания и внезапного уяснения".

Во-первых, слово "уяснение" означает то же самое, что "понимание". Сделаем замену синонимов и получим: "эффект остроумия осуществляется последовательной сменой непонимания и внезапного понимания". Теперь хорошо заметно наличие двух противоположных понятий: "непонимание" и "понимание".

Можем ли мы отбросить такое определение по той же причине, что и предыдущее? Оказывается нет. В нем есть два пункта, которые делают его конкретным: это внезапность и указание на порядок последовательности во времени: сначала непонимание, а потом понимание.

Во-вторых, возможной причиной "непонимания" может быть "бессмыслица" в словах или действиях. А для "понимания" необходимо наличие "смысла". Это вносит правильные поправки в предыдущее определение. То, прежнее, должно было звучать так: "бессмыслица, которая внезапно сменяется смыслом".

В-третьих, сравним это с нашим определением: "юмор - это неожиданность, резко превращающаяся в понимание". Различие между понятиями "юмор" и "остроумие" сейчас несущественно. А "непонимание" близко связано с "неожиданностью". Неожиданное событие затрудняет понимание из-за того, что мы к неожиданному событию не подготовлены. А непонятная фраза после серии понятных является в какой-то мере неожиданностью. Таким образом, эти слова не обозначают одно и то же, но связаны. Эту связь мы детально рассмотрим уже после анализа работы Фрейда.

Теперь рассмотрим пример. Представьте себе, что вы идете по глухому лесу. Тихо, сумрачно, вокруг не души. Внезапно вы краем глаза замечаете размытое светлое пятно справа от вас. Там, где была зеленая трава. Это неожиданно и вызывает непонимание: откуда оно взялось? Вы поворачиваете голову вправо и неожиданно уясняете (понимаете), что видите огромного, матерого, серого волка, который оскаливает зубы и рычит.

Приведенная ситуация, если вы сами находитесь там, в лесу, вызовет не смех, а страх. У некоторых людей она может вызвать смех, но только если они сидят в безопасности и читают этот текст, а не находятся в реальном лесу рядом с реальным хищником. Но приведенные выше определения подходят к этой ситуации как в том, так и в другом случае. Таким образом, два новых определения имеют серьезный недостаток: они вроде бы включают случаи юмора, но не исключают случай испуга.

Еще один пример. Вы сели в автобус и едете по своим делам. Вы смотрите в окно и наблюдаете городской пейзаж: улицы, дома, магазины. Вы замечаете, что автобус повернул на улицу, на которую совсем не должен был поворачивать. Это неожиданно и непонятно. И вдруг вы вспоминаете, что, садясь в автобус, забыли посмотреть на его номер и непонимание внезапно сменяется понимаем: вы сели не в тот автобус!

Приведенная ситуация не вызовет у вас смеха. Опять-таки, в том случае, если вы являетесь тем самым человеком, а не просто читаете об этом. Она вызовет у вас обычное удивление, если эта ошибка не грозит неприятностями. Если эта ошибка грозит большой потерей времени, то помимо удивления возможна досада на себя. А если эта ошибка грозит опозданием на собственную свадьбу, то вы можете испытать отчаяние. Эта ситуация вполне подходит под два последних определения. Таким образом, они имеют еще один серьезный недостаток: они не исключают случаи простого удивления без смеха.

В то же время, у ваших попутчиков могут возникнуть смех и улыбки в результате того, что они видят внезапно вскочившего человека, который начинает хвататься за голову и потом спрашивает у окружающих: "Какой это автобус?". Здесь также есть и первоначальное удивление и непонимание (почему он себя так странно ведет?) и внезапное уяснение, как только он задает вопрос о номере автобуса (ах вот оно что: этот недотепа сел не в свой автобус).

Таким образом, две новые формулировки не совсем неправильны, но определенно требуют серьезного уточнения. Если, конечно, мы не хотим получить модель робота-Терминатора, который весело смеется, когда его внезапно лупят по голове тяжелым предметом. Это, кстати, еще один пример непонимания: "что это так громко гудит?" и внезапного уяснения: "да это же моя железная голова, по ней стукнули молотком". Что? Вы улыбнулись? А теперь представьте себе, что по голове очень больно стукнули вас. Вам все еще забавно?

Для полноты картины коснемся других определений юмора, приводимых Ф. Все они гораздо менее удачны. Поэтому, вместо подробного разбирательства каждого варианта мы ограничимся краткими замечаниями.

"Остроумие является чрезвычайно субъективным комизмом, т. е. комизмом, который мы сами производим, который относится к нашему поведению как к таковому, и к которому мы всегда относимся, как подлежащий ему субъект, но никогда как объект, а также не как добровольный объект". В свою очередь "комизмом является величие и ничтожество одного и того же". Хороший пример запутанного и, потому, практически бесполезного определения. Если величие и ничтожество трактовать шире, чем принято, то во всем можно найти и величие, и ничтожество. А если не трактовать, то определение страдает неполнотой: можно вспомнить кучу смешных анекдотов, в которых есть ничтожество, но нет величия (или нет ни того, ни другого). Например, вспомните анекдоты из серии "возвращается муж из командировки".

"Остроумием называется вообще всякое сознательное и искусное создание комизма, будет ли это комизм созерцания или комизм ситуации". О понятии "комизм" у того же автора (Lipps) мы уже говорили.

"Там, где оно (безобразное в любой форме) скрыто, оно должно быть обнаружено в свете комического созерцания, где оно мало или едва заметно, оно должно быть, выхвачено и так подчеркнуто, чтоб оно было ясно и очевидно... Так возникает карикатура". Во-первых, нас не интересует только один вид остроумия: карикатура. Во-вторых, трудно создать достаточно строгую модель "безобразного" или "красивого".

"Остроумие есть игривое суждение". А что такое "игривое?" Далее выясняется, что "игривое" в этом определении применено не в смысле "игры", а в смысле "праздное", "несерьезное". Но, позвольте, "несерьезное" - это примерно то же самое, что и "смешное" или "комичное". Ходим по кругу...

"Остроумие является одной только игрой идеями". А здесь мы видим употребление понятия "игры" в прямом смысле слова. Но мы и без того знаем, что "игра слов" - это один из видов остроумия. Вопрос в другом: какие сочетания слов признаются смешной игрой слов или смешной игрой идей?

"Свобода дает остроумие, а остроумие дает свободу". Это - классический пример игры идеями (и словами), но никак не определение остроумия. И к тому же пример несмешной, опровергающий мнение о том, что всякая игра слов (идей) забавна.

"Остроумие - это переодетый священник, который венчает каждую пару... Он венчает охотнее всего ту пару, к соединению которой родственники относятся нетерпимо". Красиво, но метафоры и намеки - не лучший способ дать строгое определение. Зато хороший способ замаскировать недостаток собственного понимания.

"Острота является произвольным связыванием или соединением двух контрастирующих друг с другом каким-либо образом представлений, в большинстве случаев с помощью речевой ассоциации". Не годится, так как не во всяком смешном есть контраст.

"Контраст продолжает существовать, но это - не так или иначе понятый контраст представлений, связанных со словами, но контраст или противоречие значения или незначительности слов". А если понимать слово "контраст" так широко, то этот случай мы уже рассматривали. "Значение и незначительность" в таком контексте означают то же самое, что "смысл и бессмыслица".

Подводя итог рассмотренным определениям, делаем вывод: достаточно строгого по нынешним меркам определения нет, и нам придется его изобретать.

Первая половина книги посвящена "технике остроумия". В ней собрано множество примеров и детально рассмотрено множество приемов. Сколько-нибудь серьезные претензии к этой части книги предъявить трудно. Что мы можем сделать в обновленной модели? 1. Не забыть перечислить приведенные приемы. 2. Представить их в более лаконичной, систематической форме. 3. Заменить примеры современными. 4. Дополнить список приемов новыми.

Вторая половина книги называется "синтетической частью". Фактически речь идет о создании модели остроумия. Эта модель имеет ценность как часть модели психоанализа, но весьма далека от того, что нужно нам. Рассмотрим ряд принципов, которые мы отбросим, и поясним, в чем они нас не устраивают.

Идея о том, что обнаружение старого, привычного дает эффект узнавания и вызывает удовольствие. Возразим, что обнаружение старого подчас вызывает и скуку (и неудовольствие). Далее у Ф. говорится об удовольствии от узнавания нового, от новизны вообще. Возразим, что некоторое новое вызывает испуг и отвращение.

К тому же, говоря об удовольствии от старого и от нового, мы просто перечисляем все возможные случаи. Это нам не поможет отделить смешные ситуации от несмешных. Такой прием известен в математической логике как тавтологии или тривиальные высказывания. Точнее: если в каком-то утверждении некий параметр может принимать любое значение из возможных, и при любом изменении параметра истинное утверждение остается истинным, а ложное ложным, то этот параметр не влияет на истинность утверждения. Например, фразу: "кошки любого цвета: белого, черного, рыжего, серого или пестрые - любят ласку" можно сократить до фразы: "кошки любого цвета любят ласку". Цвет кошек не влияет на их отношение к ласке. Знание цвета кошки не поможет нам отделить кошек, любящих ласку, от кошек, не любящих ласку. Точно так же знание того, что ситуация новая или старая не поможет нам отделить ситуации, приносящие удовольствие, от ситуаций, не приносящих удовольствие. И, в конечном счете, смешные от несмешных.

Рассмотрим так называемый принцип удовольствия. Фрейд очень широко трактует понятие удовольствия. Например, он говорит о таком удовольствии, как удовлетворение от достижения цели. Цитата: "Я сомневаюсь, можем ли мы вообще предпринять что-либо, при чем не была бы принята в соображение цель. Если наш душевный аппарат не нужен для выполнения одного из необходимых удовлетворений, то мы позволяем ему самому работать для удовольствия, стремимся извлечь удовольствие из его собственной работы".

Позднее речь заходит о бессознательных (подсознательных) удовольствиях. В целом, понятие удовольствия расширяется настолько, чтобы охватить все рассмотренные случаи. Но тогда слово "удовольствие" теряет свой первоначальный смысл! Оно становится просто обозначением для ряда явлений, в том числе и удовольствия в первоначальном смысле. Мы должны применить другое слово, если не хотим намеренно вводить читателя в заблуждение. Обозначим фрейдовский вариант удовольствия словом "ольствие". Если ольствие лежит в основе любого человеческого поведения, то знание факта ольствия не поможет нам отделить смешное человеческое поведение от несмешного человеческого поведения. Вывод: "принцип удовольствия" нам не понадобится.

Ф. посвящает много внимания рассмотрению следующей модели смешного. Человеку хочется расслабиться, позволить себе глупые, бессмысленные и нелогичные суждения, почувствовать себя ребенком, получить от этого ольствие. Но окружающие и его собственное воспитание требуют от него логичности и разумности. Потому ему приходится скрашивать бессмысленность внесением некоторого количества смысла.

Хочется возразить по этому поводу, приведя контрпример. Посмотрите на то, как люди с техническим складом ума (математики, физики, инженеры, программисты) воспринимают книги ряда философов. Как сплошь глупые, бессмысленные и нелогичные суждения, скрашенные некоторым количеством смысла. Но, хотя многие философские тексты и вызывают гомерический хохот, они считаются не образцом острого ума, а образом отсутствия ума у тех, кто такие книги пишет, и тех, кто такие книги ценит. Лично я солидарен с подобной точкой зрения. Но даже если посчитать ее неправильной, то все равно вы видите: бессмыслица, скрашенная смыслом, далеко не всегда считается образцом остроумия и, потому, такая модель недостаточно точная.

На это можно возразить, что сотней страниц раньше Ф. говорил о необходимости краткости в остротах, а философские тексты, напротив, являются часто образцами многословия. Но возьмите комедию, которая может длиться больше часа, вызывая постоянный хохот. Или возьмите короткий (краткий) кусочек из философского текста. Видимо, нужны какие-то дополнительные условия и ограничения.

Кое-какие намеки на одно из таких условий можно обнаружить в "принципе экономии". К сожалению, сначала Ф. употребляет это понятие в очень конкретном смысле, но потом расширяет его смысл все более и более, до тех пор, пока оно не теряет смысл вовсе. Как в случае с удовольствием-ольствием. Хуже того, первоначальный смысл начинает противоречить расширенному смыслу. Так сначала Ф. указывает на то, что многие слова в остротах употребляются сразу в двух смыслах (двусмысленности) и, таким, образом одним словом говорится сразу о двух вещах. Вот вам, дескать, и экономия - в количестве слов. А потом он говорит об экономии второго рода - об экономии душевных усилий при стремлении к бессмыслице. Но такая экономия второго рода прямо противоречит экономии первого рода: бессмысленная часть фразы требует расположить рядом дополнительные слова, чтобы придать ей смысл.

Еще одна предлагаемая модель. Когда человек по каким-то причинам не может прямо высказать свою цель (тенденцию) и прибегает к иносказаниям; так что в результате все-таки удовлетворяет свою цель. Например, какой-нибудь тонкий намек на глупость собеседника в ситуации, когда прямо обозвать его дебилом нельзя. Цитирую: "Удовольствие при тенденциозной остроте получается в результате того, что удовлетворяется тенденция, которая в противном случае не была бы удовлетворена. То, что такое удовлетворение является источником удовольствия, не нуждается ни в каком дальнейшем доказательстве". Но в доказательствах нуждается утверждение, что подобное наблюдение имеет силу закономерности. То есть, выполняется всегда. Но это неверно. Такая модель подходит почти к любому намеку или условному сигналу. Но разве смешно, когда пара шпионов обмениваются условными сигналами? Или члены семьи обмениваются понятными только им намеками в присутствии посторонних?

Большая часть книги посвящена сравнению психоаналитической модели сновидений и механизма работы остроумия. Утверждается, что они имеют много общего. Однако на данный момент теория сновидений Ф. не является общепризнанной научно обоснованной теорией. Поэтому, если мы хотим доказать свою точку зрения, мы вынуждены будем опираться на что-то более очевидное.

Основные определения

Начнем с четкого ограничения задачи. Что мы хотим? У нас есть две задачи: задача анализа и задача синтеза:

Задача анализа. Мы хотим описать словами ряд принципов, по которым можно заранее определить, что покажется слушателю смешным, а что нет.

Если у нас есть такие принципы, то мы можем перебирать случайным образом различные варианты слов и действий и применять к ним такие принципы. Если ожидается, что очередной вариант покажется смешным, то мы смогли создать новое смешное. Такой подход, в принципе, действует, но он неэффективен. Потому, что разных вариантов очень много, и перебирать их можно слишком долго. Поэтому, мы формулируем еще одну задачу.

Задача синтеза. Мы хотим описать словами ряд принципов, по которым можно создавать новое смешное значительно быстрее, чем путем случайного перебора.

В конечном счете решение этих двух задач и составит искомую модель юмора или модель смешного.

Горький опыт говорит мне, что, когда заявляешь определенные цели, то люди стремятся добавить к ним свои, другие цели и утверждать, что вы "забыли" сделать то или другое. Поэтому я явно оговариваю, что помимо указанных задач анализа и синтеза смешного, никакие другие похожие задачи не являются целью данного повествования. Они могут оказаться по ходу дела случайно решенными полностью или частично. Но претензии по этим задачам не принимаются.

В том числе я не собираюсь решать до конца следующие задачи:
Добиться решения описанных задачи частично или полностью в виде формул или кода программ, потому, что это затруднит экспериментальную проверку предлагаемых принципов. Подробнее обосновано вот здесь.
Выяснять биологические или медицинские аспекты, связанные со смешным. В том числе не рассматриваем стимуляцию смеха путем отравления алкоголем, наркотиками, эйфориками типа марихуаны, экстази или пропусканием электрических разрядов через соответствующие мышцы.
Подгонять решение задач анализа и синтеза смешного под принципы психоанализа.
Выяснять "суть" или "сущность" смешного, поскольку слова "суть" и "сущность" - являются пустышками, и основная цель их применения - увеличение количества словоблудия.
Исследовать, какую пользу приносит остроумие, и зачем вообще нужно смешное.
Исследовать, откуда взялся феномен смешного. Как в смысле биологической эволюции, так и исторически.
Собирать коллекцию анекдотов.
Развлекать вас остроумными шутками. К сожалению, все приведенные в качестве примеров шутки полностью или частично потеряют свое первоначальное, вызывающее смех действие. Этот неприятный феномен также будет учтен в решении задачи анализа.
Давать дополнительные объяснения, почему выбрана именно такая модель юмора. Единственное объяснение: она работает, и она кажется лично мне самой простой из тех, что работают.
Давать объяснения того, почему эта модель работает. Это - уже задача уровня 2, а туда мы не лезем.
Считать задачи анализа и синтеза единством и борьбой противоположностей. В них нет борьбы, и в них есть не противоположности, а различия.

Ответы на традиционные вопросы научного метода.

На вопрос о предсказательной силе ответ содержится в формулировке задач анализа и синтеза. Модель позволяет предсказать во-первых, будут ли для собеседника смешными конкретные слова или действия (анализ). Модель позволяет предсказать во-вторых, какие ваши действия будут чаще приводить к созданию нового смешного (синтез).

На вопрос о погрешности можно сказать: точность модели ограничивается в первую очередь различиями в психике людей и нашим неполным знанием об этих различиях. Например, мы можем ошибиться в своих прогнозах если неправильно догадаемся о наличии (или отсутствии) у нашего собеседника определенной моральной установки.

Способом фальсификации (опровержения) модели является обнаружение смешного, не согласующегося с моделью, или обнаружение несмешного, согласующегося с моделью. С учетом сказанного выше о погрешности. Способ верификации (проверки) модели наоборот, состоит в том, чтобы убедиться на разных примерах, что смешное согласуется с моделью, а несмешное - не согласуется. Таким образом, экспериментальная проверка модели доступна каждому (даже тому, кто не имеет чувства юмора).

Выше я старался все определять через понятие смешного. Пора определить и само смешное через непосредственно наблюдаемые глазами и ушами эффекты: смех и улыбку.

Смешным называется все, что вызывает у определенного человека улыбку или смех.

Как следствие, понятие смешного конкретизируется только тогда, когда явно говорится, кто именно улыбается или смеется. Тот человек, на которого направлено смешное, всегда должен быть упомянут явно или должно быть по контексту понятно, о ком или о каких людях идет речь. Этого человека или этот тип людей мы будем называть аудиторией или зрителями. Рассуждения о "смешном вообще" кажутся мне бессмысленными. Таким образом, понятие смешного относительно (аудитории). Слово "зритель" подразумевает зрение, а слово "аудитория" подразумевает слух (аудио). Но, как будет видно далее, нет принципиальной разницы между шутками, воспринимаемыми зрением и слухом. Поэтому везде, где мы будем для краткости говорить просто "аудитория" или просто "зрители", мы будем подразумевать "аудитория или зрители".

Если так определить смешное, то смешной будет даже щекотка. Она действительно вызывает смех. Значит щекотка - вид смешного. Мы избавляемся от лишних оговорок и трактуем слово "смешное" так буквально и так просто, как только возможно. Наверное, я еще не раз использую этот прием: буквальная трактовка многих слов приводит к более простым и понятным моделям. От этого они теряют некоторую поэзию и эстетичность, но ведь мы не собираемся напустить художественного тумана? Напротив, мы хотим развеять любой туман, даже красивый.

Слова "юмор", "ирония", "насмешка", "сальность", "ехидство", "шутка", "шуточка", "анекдот", "прикол", "хохма", "язвительность", "сатира", "поддразнивание", "подколка", "острота", "комичное", "комизм", "остроумное", "курьезное", "забавное", "прикольное", "смехотворное" - представляют собой разные варианты понятия "смешное". Они не означают одного и того же. Есть различные оттенки смысла и правила применения для каждого из них. Но эти различия не являются общепризнанными. Поэтому я не буду тратить время на то, чтобы ознакомить вас с моим личным пониманием, чем "подколка" отличается от "прикола". Вместо этого я предлагаю вам, каждый раз, когда вы видите эти слова в моем тексте, понимать их точно так же, как "смешное". А употребление разных слов считать просто желанием избежать корявости речи и бесконечных повторов: "смешно, смешное, смешного...".

Реакцией или эффектом будем называть числовую величину, которая определяет, насколько энергично человек реагирует на шутку. Эта величина, в принципе, может быть измерена, как количество мышечной энергии, затраченной на улыбку, и смех. Наименьшая реакция соответствует едва заметному движению губы. Наибольшая - долгому хохоту с падением под стол. J

Бессознательным или подсознательным будем называть мысленное решение или действие X, если через несколько секунд после X человек не помнит о том, чтобы он за несколько секунд до X запланировал совешить это действие или обдумать это решение. При этом неважно, помнит ли человек само это X или узнал о нем косвенно (например, ему об этом сообщили). Говоря упрощенно, бессознательное - это то, что не запланировано сознательно непосредственно перед совершением.

Виды смешного

Мы выделим несколько базовых видов (типов, сортов) смешного. В нашей модели вы позднее обнаружите части, каждая из которых соответствует одному виду смешного. Соответственно, каждому виду будет дано свое название.

Ниже дается краткий обзор этих видов. Это - именно обзор, а не определения, поскольку для определений формулировки недостаточно строгие. Точные определения будут даны в главах, посвященных подробному рассмотрению каждого вида смешного.

1. Притворное смешное.

Этот вид юмора соответствует ситуации, когда человек улыбается или смеется, сознательным усилием растягивая рот в улыбке или издавая звуки. Услышав или увидев нечто, он не обнаруживает внутри себя немедленного желания посмеяться. Но он зачем-то хочет ввести окружающих в заблуждение и сымитировать остальные виды смеха.

2. Рефлекторное смешное.

Действия или слова, вызывающие смех, в результате срабатывания примитивного условного или безусловного рефлекса. Подобно собаке, которая выделяет слюну при виде пустой миски. Это разделение условно, поскольку третий, четвертый и пятый виды смеха также можно без особой натяжки причислить к рефлексам. Мы хотим выделить все причины смеха, и самые простые из них отнести к рефлекторному смеху.

__3. Радость.

Когда человек получает какое-либо удовольствие, или испытывает удовлетворение в связи с достижением цели, то он может выразить радость улыбкой и смехом. Это похоже на "принцип удовольствия" у Фрейда. Отличие состоит в том, что мы будем говорить "удовольствие" в самом буквальном смысле слова - как физическое удовольствие и как самые простейшие эмоции.

__4. Аникс.

Аниксом (от слова "unexpected") или рафинированным юмором будем называть смешное, вызываемое особыми случаями неожиданности. Эти случаи будут детально рассмотрены в модели. Аникс представляет собой наиболее сложный для освоения, но часто и наиболее ценимый тип юмора.

__5. Стеб.

Стебом будем называть смешное, вызываемое особыми случаями унижения. Эти случаи также будут детально рассмотрены в модели.

__6. Бунт.

Бунтом будем называть смешное, для которого требуется обретение свободы вопреки известным ограничениям.

Судя по тому, как определены эти виды смешного, они вполне могут сочетаться друг с другом, что нетрудно наблюдать в жизни. Наложение нескольких типов юмора друг на друга вызывает усиление реакции. Результирующая реакция получается суммированием реакций, соответствующих каждому типу смешного. Для каждого типа реакция может быть оценена по отдельности.

Разделение на типы смешного происходит именно с расчетом на то, чтобы эффекты от каждого типа можно было суммировать. Если какой-то тип X смешного является частным случаем другого типа Y, но эффект от этого X гораздо сильнее, чем от других частных случаев Y, мы этот X выделяем в отдельный тип. Например, бунт является сочетанием слабого стеба и радости. Но эффект от него сильнее, чем от суммы подобного же слабого стеба и подобной же радости. Также аникс и стеб являются частными случаями радости, но эффект от них гораздо сильнее, чем от подобных видов радости. Поэтому для стеба, аникса и бунта мы выделим особенные черты, которые усиливают эффект настолько, что вынуждают выделить их в отдельный тип смешного.

Первые три типа смешного являются "смешным" по нашему буквальному определению слова "смешное". Они вызывают смех и улыбку, но не считаются проявлениями "настоящего" юмора. Будем говорить о них как о примитивном смешном. Создание шуток и анекдотов, вызывающих остальные типы смешного, считается признаком остроумия. Кроме тех ситуаций, когда они возникают случайно. Будем говорить о них как о сложном смешном.

Не следует беспокоиться по поводу того, что здесь есть несколько видов смешного и не будет причины, общей для всех случаев. Когда мы сжимаем пальцы в кулак, то делаем это тоже по самым разным причинам. И это никого не смущает. Если нам будет проще разделить смех на несколько базовых видов в зависимости от причин, то мы это сделаем.

Разные люди реагируют с разной силой на разные виды смешного. В случае исскусственного интеллекта это может быть промоделировано путем введения коэффициента для каждого типа. В случае человека мы можем мысленно уменьшить влияние тех типов, которые не соответствуют характеру или интеллекту аудитории. Таким образом объясняется разная реакция людей на одни и те же шутки. Наилучшие шутки сочетают в себе сразу несколько типов смешного, в результате для большинства людей срабатывает хотя бы один из видов юмора, и реакция бывает ненулевая.

Часть условий являются неявными следствиями тех условий, которые мы еще перечислим или уже перечислили. Например, для того, чтобы человек засмеялся в ответ на определенные ваши слова, надо, чтобы он был в сознании, чтобы он вас слышал и понимал ваши слова. О существовании подобного рода дополнительных условий, которые выводятся из модели ровно за один шаг логического рассуждения, я упоминаю здесь один раз, и больше упоминать не буду.

Притворное смешное

То, что вызывает притворный смех, в жизни не принято называть юмором. Однако, взяв для нашей модели буквальное значение слова "смешное", мы, что называется, вырыли себе яму. И теперь вынуждены рассматривать притворный смех наравне с непритворным. Давайте все же не отмахиваться сразу от такой разновидности смеха. А вдруг выяснится что-то полезное?

Притворный смех по данному определению является сознательным. То есть, сначала принимается решение о том, что надо улыбнуться или посмеяться, а потом, как говорится, "исполняется номер". И человек хорошо помнит о том, что он принял такое решение.

В противоположность притворному смеху, обычный смех является бессознательным. Это значит, что после того, как человек начал смеяться, он не может вспомнить, чтобы непосредственно перед этим думал что-нибудь вроде: "а теперь надо посмеяться". Память о своем решении смеяться - является строгим критерием для различения сознательного и бессознательного смеха. При этом не имеет значения, помнит ли человек, что именно ему показалось смешным. Последовательность мыслей во время притворного смеха может выглядеть так: "это не смешно... но надо посмеяться, потому, что... ха-ха". Последовательность мыслей во время непритворного смеха может выглядеть так: "это смешно... ха-ха...".

Думаю, не будет слишком смелым предположением сказать, что разницу можно определить не только мысленным самоанализом, но даже с помощью биохимических или биофизических измерений. Для эксперимента можно взять разные удачные и неудачные варианты аникса. В случае притворного смеха не будет неожиданности и не будет реакции нервной системы на неожиданность - легкого выброса адреналина, резкого изменения показаний полиграфа и тому подобное. Своеобразная идея для диссертации, так сказать J.

Естественно, если мы просто упомянем оба возможных случая: смех сознательный (притворный) и смех бессознательный, то это будет совсем неинтересной тавтологией. Поэтому мы укажем конкретные обстоятельства, которые ведут к смеху притворному (сознательному) и совершенно другие вполне определенные обстоятельства, которые приводят к непритворному смеху.

Приведем примеры притворного смеха.

Артист играет роль, где полагается смеяться.

Политик "натягивает" на свою кислую рожу дежурную улыбку. Вполне осознанно: это полагается по протоколу. Если он делает это по привычке, то см. главу о рефлекторном смешном.

Подхалим хихикает, вторя смеху начальника. Если начальник считает, что сказал что-то смешное, и сам первый смеется собственной шутке, то надо его поддержать. Даже если бессознательная реакция отсутствовала, надо ее сымитировать сознательно, дабы не разочаровывать шутника.

Человек, который выслушал, но не понял анекдот, смеется на всякий случай, когда видит, что смеются другие. Он не хочет, чтобы окружающие догадались о том, что до него "не дошло". То есть, не желает демонстрировать недостаток собственной сообразительности.

Другой человек слышит бородатый анекдот из уст своего друга, и ему не смешно. Но он все же улыбается для того, чтобы не разочаровывать друга, а подбодрить его.

Должны ли мы продолжить это исследование, и решить задачу юмора для притворного смешного? Мне кажется, что нет. Трудно утверждать, что притворный смех действительно интересует исследователей в области искусственного интеллекта или психологии. Не видно никаких сложностей в том, чтобы научить человека притворно смеяться. А роботов научили притворно смеяться много сотен лет назад - когда сделали первую игрушку типа "чертик в коробочке". Таким образом, мы оставляем эту тему, чтобы больше к ней не возвращаться.

Рефлекторное смешное

Это - простейший вариант непритворного смешного. Напомним вкратце идею рефлекса. Обычно это понятие у нас ассоциируется с "cобакой Павлова". Ей показывали кусок мяса и включали яркую лампочку. У собаки выделялась слюна. Затем перестали показывать пищу, а только включали лампочку. Слюна все равно выделялась. Говоря просто, рефлекс заключается в том, что в ответ на привычные обстоятельства животное отвечает привычной реакцией. Рефлексы делятся на безусловные (врожденные) и условные (приобретенные). В данном примере выделение слюны при запахе пищи - безусловный врожденный рефлекс, а выделение слюны при включении света - условный приобретенный.

Механизм рефлексов используется для дрессировки животных. Одни животные поддаются дрессировке лучше, другие - хуже. Человека можно просто попросить что-то сделать. Но можно и выдрессировать. Причем, случаи дрессировки людей - явление весьма распространенное. Только люди смотрят на животных с высокомерием - "цари природы" и все такое прочее. Поэтому, дрессировку людей называют как-нибудь иначе. Чтобы не ущемлять самолюбие.

Например, в армии практикуется так называемая "строевая подготовка". Военные не скрывают тот факт, что строевая подготовка необходима для поддержания и воспитания дисциплины. Но редко откровенно объясняют, почему именно так. А принцип прост: дрессировка. Солдат изо дня в день заставляют быстро и бездумно выполнять простые и абсолютно бесполезные действия: шаги, повороты, развороты. Как будто они не умеют ходить и поворачиваться. В условиях военных действий подобные физические навыки совершенно не нужны. Но простые, бесполезные и безобидные движения, ровные ряды и красивая форма - это всего лишь кусок мяса. А что играет роль лампочки? А роль лампочки играет немедленное, автоматическое и бездумное подчинение в ответ на особые "командирские" интонации голоса. В боевых условиях это выглядит так: командир отдает приказ подобным голосом. Солдат немедленно, бездумно и автоматически исполняет приказ. Нетрудно понять, что результаты подобной дрессировки можно применять и во благо, и во вред. Но углубляться в рассуждения о политике - дело неблагодарное, так что перейдем к следующему примеру.

Еще один пример дрессировки: спортивные тренировки в единоборствах. Для успеха, скажем, в боксе важны не только крепкие мышцы и неутомимые легкие. Необходима еще быстрая реакция и точные движения. Тренер показывает спортсмену сначала медленно, как надо уклоняться от определенного удара. Если спортсмен в реальном бою начнет вспоминать все эти объяснения, то "огребет в рыло". Он должен действовать автоматически. Рефлекторно выполнять маневр уклонения в ответ на какой-нибудь признак готовящегося удара. Рефлекс действует намного быстрее, чем сознательное действие и в этом - его несомненная полезность.

И последний пример дрессировки. Воспитание. Маленькому ребенку не хватает ума, чтобы понять, почему нельзя делать то, или почему надо сделать это. Ему при всем желании не объяснишь принципы электричества, почему не следует совать предметы в розетку. Можно сказать, что "тебя током убьет", но как доказать, что именно так и будет? Поэтому у ребенка вырабатывается рефлекс "слушай старших", "папа никогда не врет" (то есть - "верь старшим"). Годы спустя, наступит жестокое разочарование: окажется, что папа врет регулярно, а мама любит отдавать глупые приказы. Но сейчас, пока он маленький, выработанный методом кнута и пряника рефлекс "слушать старших" много раз спасет ребенку жизнь.

Теперь, вы, надеюсь, поняли, что дрессировка людей - дело обычное и неизбежное, только оно обтекаемо именуется "воспитанием", "тренировкой", "дисциплиной" и "привычкой". Смех - действие бессознательное, поэтому для него тоже возможна дрессировка; и смех может быть вызван простым механизмом рефлекса.

Безусловный рефлекс, вызывающий смех у детей,- реакция на щекотку. У взрослых он часто исчезает совсем, или реакцией становится не смех, а раздражение.

Условный рефлекс, вызывающий смех или улыбку,- реакция на зрелище других смеющихся людей или звук смеха. Когда смеется несколько человек, то окружающие тоже начинают улыбаться или смеяться, подчас вообще без какой либо иной причины. Известен прием, когда в нужных местах аудитории прокручивают звукозапись со "смехом зала". Если к этому прибавить еще одну из причин притворного смеха (смеяться, чтобы другие не подумали, что "не дошло"), то получается сумма двух эффектов. Каждый из них может быть довольно слабым. Но в результате, когда они есть, то остается добавить совсем немного: не очень смешной стеб или аникс чтобы получить реакцию в виде смеха. Правда, некоторые люди смеются, что называется, "очень заразительно", а смехом других можно пугать детей J

Еще один условный рефлекс, вызывающий смех,- ощущение усталости дыхательных, лицевых мышц, слезящиеся глаза, не успевшая слететь улыбка и прочие остаточные ощущения от недавнего собственного смеха. Во время комического представления зрители, что называется "разогреваются", так что можно заметить в конце представления более сильную реакцию, чем в начале.

Еще один условный рефлекс, вызывающий улыбку,- воспоминания о собственном смехе при виде какого-то человека, с которым связано очень много смешного. Известный юморист или артист заранее вызывает улыбку.

Еще один условный рефлекс, стабильно вызывающий улыбку,- вид маленьких детей или маленьких млекопитающих. В их присутствии постоянно работает механизм стеба, который будет рассмотрен позже. Так что вырабатывается условный рефлекс: улыбка уже при виде ребенка.

Ниже мы поговорим о смехе и улыбке в результате радости. Если некий человек, какая-то игра, какое-то занятие или характерный образ постоянно связан с получением удовольствия, то при виде этого человека, при подготовке к этой игре может возникнуть рефлекторная улыбка.

В целом принцип рефлекторного смеха заключается в том, что воспроизведение простых ощущений, которые постоянно (или очень часто) вызывают улыбку и смех, способствует новым улыбкам и смеху.

Рефлексы представляют собой хорошо изученную область биологии. Какая-либо новая модель для рефлексов, похоже, не представляет практической ценности.

С точки зрения задачи создания искусственного интеллекта имитация рефлекторного смеха сводится к распознаванию перечисленных звуковых и зрительных образов ("ребенок", "пушистый детеныш", "звук смеха", "вид смеющегося человека") и внесению большей или меньшей поправки на то, что последующие ситуации связанные с аниксом или стебом должны вызывать более сильный эффект. Величина поправки непостоянна: ее изменение соответствует имитации более или менее "смешливого" характера. Задачи распознавания зрительных и звуковых образов - сложны, надежно не решены, но прогресс в этой области несомненен. Это - задачи уровня 2. А решение на их основе задачи имитации рефлекторного смешного - уже тривиально.

Вроде бы в данной области копать больше нечего. Но прежде, чем мы оставим и эту тему, надо сделать два важных замечания. Они необходимы, чтобы опровергнуть кажущиеся противоречия с тем, что мы будем говорить дальше.

Первое. Поскольку мы говорим о рефлексах в биологическом понимании, то мы не должны поддаваться искушению и все смешное представлять как условный рефлекс, который дает реакцию на более сложные и абстрактные ситуации. Потому, что рефлексы подразумевают реакцию не на сложные и абстрактные, а на сравнительно конкретные и простые звуковые, зрительные и прочие ощущения. В других же случаях неизбежно включаются дополнительные механизмы логического и образного мышления, которые могут принципиально изменить эффект.

Второе. Мы далее будем говорить о немаловажном эффекте новизны. Казалось бы, механизм, вырабатывающий рефлексы, противоположен идее новизны. Например, почему мы смеемся при взгляде на детей, если для нас в этом нет ничего нового? В этом рассуждении перепутаны причинно-следственные связи. Сначала происходит смешное, основанное на эффекте радости, аникса или стеба. Одновременно распознаются разные простые зрительные, звуковые и прочие образы. Возникает основа для рефлекса - одновременность смеха и образов. Позднее эти образы воспроизводятся. Срабатывает рефлекс и вносится поправка: теперь вызвать смех проще. В результате эффекты от радости, аникса или стеба (которые имеют место в это же время или чуть позже) усиливаются. Возникшая вскоре реакция смеха или улыбки закрепляет рефлекс. Для эффектов радости, аникса и стеба новизна важна. Для рефлекторного смешного важно, напротив, повторение, которое закрепляет рефлекс, делает его более надежным и труднопреодолимым.

Вывод: простые образы, звуки и ощущения, лежащие в основе рефлекторного смешного надо стремиться повторить и воспроизвести. Сложные механизмы, лежащие в основе других видов смешного, следует разнообразить. Тем сильнее, чем сложнее механизм. Немного разнообразить - для радости. Сильнее - для стеба. И очень сильно - для аникса.

Радость

Радость - еще один простой вид смешного. Когда человек получает какое-либо удовольствие, то он может выразить радость улыбкой и смехом.

На примере Фрейда мы знаем, до каких невообразимых широт можно растянуть понятие "удовольствие". Чтобы не попадать в ту же яму, мы прямо перечислим все то, что относим к удовольствиям. И в этот список не будем вводить абстрактные понятия типа "либидо" или "духовности".
"Чувственные" удовольствия. Сюда мы относим все удовольствия, которые следуют непосредственно от раздражения органов чувств. Слово "непосредственно" означает, что получение таких удовольствий возможно без какого-либо дополнительного сознательного обдумывания, размышления, рассуждения или воображения. Уточняем для каждого из пяти чувств:
1.1. Осязание - сексуальное наслаждение, расслабление после большого физического напряжения, от ласки или массажа, отсутствие разных видов боли и недомогания.
1.2. Вкус - наслаждение от пищи и питья.
1.3. Обоняние - чистый воздух, приятные запахи и т.п.
1.4. Слух - удовольствие от приятной музыки.
1.5. Зрение - удовольствие от созерцания прекрасных женщин и мужчин (смотря кому что нравится), красивой природы, произведений искусства, архитектуры и дизайна. Известно также возбуждающее или раздражающее действие различных цветов и их сочетаний. Также из НЛП известно, что определенные геометрические и физические характеристики зрительных образов прямо влияют на психику.
Удовлетворение оттого, что успешно достигнута намеченная цель.
Облегчение оттого, что удалось избежать возможной опасности или неприятности.
Отсутствие угрызений совести или возмущения.

Мы перечислили удовольствия. Нетрудно перечислить противоположные воздействия - неприятные ощущения, которые доставляют не радость, а грусть. Они, соответственно, не способствуют смеху, а наоборот, мешают. Мы опустили многие простые отрицательные эмоции. Такие, как зависть, муки жадности, ненависть, разражение, эйфория, страх. Все они уменьшают желание смеяться, а не помогают нам создать хорошую шутку. Поэтому мы не будем их рассматривать подробно.

С человеческой точки зрения никаких проблем с пониманием слов "радость" и "грусть" вроде бы не возникает. Дети выражают радость улыбкой и смехом, а взрослые - более сдержанно. На них этот тип смешного действует слабее. Но он все же вносит заметную поправку. Даже взрослый человек, испытавший радость по тому или иному поводу, находится, что называется, в хорошем настроении и энергичнее реагирует на другие виды смешного. А если у него горе или неприятности, то смех вызвать намного труднее.

Таким образом, в нашу модель вносится дополнительная поправка на радость. Поправка эта (как и поправка на рефлекторное смешное) тоже непостоянна, и ее непостоянство тоже моделирует разницу характеров. Если человек эпикуреец, то для него большую поправку вносят простые плотские удовольствия. Если сексуально озабочен - то сексуальные наслаждения, такой мужчина будет больше смеяться в обществе красивых женщин. Если человек - эстет, то для него важны физические наслаждения, связанные со слухом и зрением. Если человек, как говорится, "очень воспитанный", то для него важно отсутствие угрызений совести; он не станет смеяться над тем, над чем "не полагается" или "неприлично" смеяться. Целеустремленные люди испытывают большой душевный подъем и становятся более смешливыми, если достигают каких-то целей. А люди, которые не уверены в себе, постоянно ждут от окружающих неприятностей, будут больше смеяться в доброжелательной атмосфере.

Теперь мы можем полностью вывести эффект ответного смеха. Человек придумал остроту и рассказывает ее, возможно, со вполне серьезным видом. Если аудитория смеется в ответ, то автор шутки тоже начинает смеяться или улыбаться (ответный смех). В этом эффекте складывается действие двух видов смешного. Во-первых, рефлекторная реакция смехом на вид смеющегося человека и звук смеха. Во-вторых, радость оттого, что достигнута цель: вызвать смех у другого человека. В-третьих, радость от облегчения, что удалось избежать возможной неприятности: вас не раскритиковали, не заявили вам, что ваша шутка тупая, плоская или пошлая.

Еще раз напомню о факторе новизны. Мы знаем о том, что существует эффект пресыщения удовольствиями. Он наступает далеко не сразу, очень медленно, но постепенно накапливается. Повторение удовольствия каждый раз дает все меньший результат, в том числе уменьшается способность стимулировать смех и улыбку. Со временем радость может угаснуть, сойти на нет или даже превратиться в раздражение. Но этот процесс очень медленный, несравнимо более медленный, чем в случае стеба и аникса. Скорость пресыщения - также является фактором индивидуальным. Это - еще одна черта характера, которую можно выразить количественно. Достаточно сказать, что пожилые люди на шутки реагируют намного спокойнее, чем люди среднего возраста, а те, в свою очередь, намного спокойнее, чем дети. Видимо этим фактором (уменьшением радости вследствие пресыщения) объясняется общее уменьшение смешливости по мере взросления. А по мере старения к тому же становятся все менее доступными ряд перечисленных источников радости. Так что неудивительно, что пожилые люди и старики чаще улыбаются, чем смеются.

Что касается искусственного интеллекта, то для него физические удовольствия или неприятные ощущения, очевидно, неактуальны. Компьютер, выражающий бурную радость по поводу резкого скачка напряжения в сети... хм. J Ничего невозможного, в принципе, даже очень просто, но забавно.

Одним из возможных определений разумности является способность к целенаправленным действием. А значит, как минимум способность распознавать достижение цели или целей. Удачное избежание возможной неприятности - это тоже достижение цели, но с логической операцией "не" в формулировке цели. Распознавание достижения цели выглядит как еще одна задача уровня 2. Очень важным случаем достижения цели является отмена запретов (об этом мы еще поговорим, рассматривая стеб).

И, наконец, понятие совести и возмущения. Эти понятия нам встретятся еще раз, когда мы будем говорить о стебе, и тогда мы рассмотрим их подробнее и формализуем.

На этом мы закончили рассмотрение примитивных видов смешного. Вероятно, из-за своей простоты определение этих явлений как типов смешного воспринимается как излишне буквальная трактовка понятия "смешное". Тем не менее, наблюдения показывают: реакция на более сложные типы смешного - аникс, стеб и бунт - суммируется с этими, пусть и примитивными типами. И практически наблюдаемый эффект является суммой всех эффектов вместе.

Тем не менее, нельзя не признать, что сложные виды юмора ценятся обществом выше - это раз. Именно их без всяких оговорок относят к юмору - это два. И именно они считаются наиболее трудными для представления в виде достаточно формальных научных моделей - это три. Вот почему примитивным видам смешного посвящено по одной главе, а сложным типам юмора будет уделено гораздо больше внимания.

Аникс

Аникс - от английского "unexpected" (читается как "аникспектед"), что переводится как "неожиданный". Кроме того, это созвучно со словом "анекдот". Аникс представляет собой вид смешного, который основан на нескольких закономерностях, главной из которых является эффект неожиданности. Первоначально я использовал термин "юмор", но ничего, кроме путаницы, это не принесло. Если разделить смешной литературный жанр на юмор и сатиру, то в жанре юмора будет использоваться, в основном, аникс, а в жанре сатиры, в основном, стеб. Но будут и обратные ситуации (хотя и реже). Я не знаю ни одного обозначения смешного, которое включало бы в себя целиком этот вид шуток, и только его. Поэтому я вынужден был изобрести новое, незаезженное слово. Итак, аникс.

Как говорилось ранее, эффект от воздействия аникса добавляется к эффектам от других видов юмора, если все они имеют место одновременно. Вот пример сочетания аникса и радости:

Вошла Она. Стало так тихо, что было слышно, как течет кровь... наполняя пещеристые тела.

В данном случае эффект неожиданности обеспечивается тем, что вместо ожидаемых слов: "течет кровь по жилам" или "по венам", "по сосудам" вы слышите не ожидаемые слова: "наполняя пещеристые тела". Если кто не знает, пещеристое тело - это часть мужского полового органа. Оттого, что это самое пещеристое тело наполняется кровью, возникает эрекция. Надеюсь, что такое эрекция объяснять не надо J.

Если вы - мужчина и, слушая начало фразы, представили себе красивую женщину, то это обеспечит вам зрительное удовольствие и усилит эрекцию... тьфу ты, я хотел сказать реакцию. Если вы - женщина, и тоже успели представить себе образ, то наличие соперницы обеспечит вам неудовольствие и ослабит э... эффект. Конечно, если вы имеете склонность к подобной зависти и считаете присутствие красивой женщины помехой для достижения ваших целей. Если вы думаете, что этот анекдот - пошлый, аморальный или неуместен для повествования, претендующего на научность, то ваше возмущение ослабит эффект. Наконец, если вы не знали, что такое "пещеристое тело", то для вас медленные и детальные объяснения несколько испортят неожиданность и ослабят реакцию. Делаем вывод: такая шутка вызовет (в среднем) гораздо более бурную реакцию у мужчин, чем у женщин.

Теперь, кстати, мы можем понять, отчего примеры с волком в лесу, перепутанным автобусом и ударом по голове не смешны. Действительно, они представляют собой правильный аникс или стеб, однако весь эффект оказывается испорчен тем, что складывается с другим типом смешного: с радостью. Но радость в данном случае идет с отрицательным знаком, поскольку вместо удовольствия мы имеем сильное неудовольствие. В случае с волком это - страх. В случае с автобусом это - досада по поводу помех в достижении цели. В случае с ударом - это боль. В то же время наблюдатели и читатели не имеют причин испытывать неудовольствие. Поэтому они могут смеяться.

Для того, чтобы ввести понятие неожиданности, мне придется высказать одну гипотезу. Я предположу следующее. Когда вы слушаете слова другого человека, читаете текст или наблюдаете за чьими-то движениями, то вы заранее строите предположения насчет того, что будет сказано, написано или сделано вскоре. Например, если вы слышите слова: "Мы считаем...", то ждете дальше продолжение: "Мы считаем, что...". Это предсказание может быть частично сознательным. По крайней мере, у меня это происходит частично сознательно: слушая человека, я строю предположения насчет того, что он скажет прямо сейчас или чуть позже и вообще, куда он клонит. Вот в этом и состоит моя гипотеза: что аудитория пытается предугадывать развитие событий. Как вы думаете, следует ли ее доказывать? Или вы просто понаблюдаете за своими мыслями, одновременно читая этот текст, и обнаружите внутри себя что-то похож... - ну неужели вы сейчас мысленно не закончили мою фразу так: "что-то похожее"?

Итак, возьмем на себя смелость утверждать, что эта гипотеза верна. Этого достаточно для того, чтобы дать определение "неожиданности":

Неожиданность - это когда вы слушаете слова другого человека, читаете текст или наблюдаете за чьими-то движениями, при этом заранее строите предположения насчет того, что будет сказано, написано или сделано вскоре, и эти ваши предположения сильно отличаются от того, что действительно оказывается сказано, написано или сделано.

Или короче: неожиданность - это когда не оправдываются ожидания.

Задачу генерации этих "ожиданий" одновременно с выслушиванием чужой речи или чтением текста мы относим к разряду задач уровня 2. Каким образом будет происходить генерация, пока неясно. Зато мы можем дать практический алгоритм определения, какие события будут неожиданными.

Для этого воспроизведите фразу до того места, где вы хотите создать эффект неожиданности. Затем попытайтесь продолжить фразу, представляя, что вы слышите ее из чужих уст. Запомните варианты, которые придут к вам в голову, и используйте вместо них любые другие варианты. Если ваша аудитория предсказывает примерно так же, как и вы, то такой прием обеспечит более весомый эффект неожиданности. Конечно, все люди разные и ваши зрители могут рассуждать не так, как вы. Но все же, исключив наиболее вероятные продоложения, вы улучшите ваши шансы на создание удачного аникса.

Точкой неожиданности (unex-dot) будем называть момент времени, в который возникает эффект неожиданности. Эта точка соответствует месту, где расхождение между ожидаемым и случившимся наиболее велико. Часть событий, которая непосредственно предшествовала точке неожиданности будем называть ловушкой. А оставшуюся часть - развязкой. Перед ловушкой может быть необязательное вступление:
Вступление, ловушка, точка неожиданности, развязка.

Например, в анекдоте роль вступления играет некоторое количество текста, который просто знакомит нас с обстоятельствами ("Вошла Она. Стало так тихо, что..."). Обычно эта часть призвана создать эффект радости, вызывая в вас воспоминания об удовольствиях или иные положительные эмоции. Эта же часть может создавать эффект рефлекторного смешного, говоря о чем-нибудь таком, что у вас автоматически, рефлекторно вызывает улыбку. В том числе эта часть может содержать несколько более слабых эффектов аникса или стеба. В конце анекдота следует ключевая фраза. Ее начало - это ловушка. Она призвана повести вас по ложному пути, заставить сделать ряд неправильных сознательных и подсознательных предсказаний ("...было слышно, как течет кровь...") насчет того, что и в какой форме будет сказано дальше. Затем следует завершающая часть - развязка. Которая по ряду параметров отличается от того, что было предсказано и создает эффект неожиданности ("...наполняя пещеристые тела.").

Заметим, что граница между вступлением и ловушкой не является четкой, поэтому при желании можно рассматривать эти две части как единое целое. Мы ввели такое разделение для наглядности.

Не очень хорошо говорить о подсознательных ожиданиях. В этом случае мы можем слишком многое причислить к ожиданиям, сославшись на то, что некоторые виды ожиданий якобы подсознательны. Поэтому мы сейчас явно скажем о том, какие условия считаем необходимыми и достаточными для того, чтобы говорить об ожиданиях или предположениях.

А именно: мы говорим о подсознательных ожиданиях тогда, и только тогда, когда вступление, ловушка и предположение все вместе повторяют целиком или отчасти какие-то наши ощущения в прошлом. Если повторение имеет место только отчасти, то и предположения тоже имеет место только в этой части. Что касается понятия ощущений, оно детально рассмотрено в инвариантной модели мышления.

Аникс - самый сложный вид юмора, так что неожиданность - не единственный кусочек разбитой мозаики. Второй осколок связан с "пониманием" или "уяснением" (вспомните цитату Heymans). Кажется, что дать сколько-нибудь строгую формализацию слова "понимание" невозможно. Но как объяснить это искусственному интеллекту?

Оказывается, не столь уж сложно, если использовать теорию вероятностей. Сейчас я несколько углублюсь в область математики и кибернетики. Те, кто не имеет соответствующего образования, могут спокойно пропустить эту часть. Она имеет целью лишь продемонстрировать принципиальную возможность формализации.
Пусть мы достигли точки неожиданности и пытаемся предсказать последующие события. На этот момент мозгу известны вступление и ловушка и неизвестна развязка. Каждый вариант развязки соответствует одному элементарному исходу: y1, y2,..., ym. Все эти исходы вместе составляют множество возможных исходов M.

Когда мы делаем предсказания, слушая речь, наш мозг выбирает некоторое количество случайных исходов yj, для которых максимальна вероятность p(yj). Эти исходы образуют множество наиболее вероятных исходов K, которе является подмножеством множества M и содержит k элементов (k ? m).

Ввиду ограниченного времени и огромного m мозг не способен выполнить оценку вероятностей для всего множества M и потому величина k много меньше m. Естественно, мозг не использует такой надежный, но медленный алгоритм, как полный последовательный перебор. Вместо этого применяются какие-то другие алгоритмы, для нас до конца неизвестные. В результате во множество K попадает некоторое количество элементов M, соответствующих самой высокой вероятности, а какие-то исходы (тоже имеющие высокую вероятность) туда не попадают. Их вероятность принимается равной нулю, а сумма вероятностей уже оцененных событий нормируется к единице:

p'(yj) = 0 для yjK
и
p'(yj) = p(yj) / S для yjK,
где S = ?p(yj) по всем j таким, что yjK.

Это - неточно, но мозгу остается довольствоваться такой оценкой, как приблизительной и единственно доступной. Надо сказать, что мозг, похоже, делает параллельно много оценок для разных вариантов множества M. Например, возможны оценки насчет того, какое конкретное слово будет следующим или насчет того, какая это будет часть речи: например, глагол или предлог.

Эффект неожиданности заключается в том, что наступает событие yj, которое не было причислено ко множеству K.

Теперь, когда yj зафиксировано органами чувств, мозг может оценить вероятность этого события более точно. Для этого он пытается привлечь, например, знания о синтаксисе и семантике речи (если ситуация относится к речи).

Если вероятность p(yj) оказывается близка к нулю, тогда этот исход признается и в самом деле неожиданным, предварительная оценка p'(yj) = 0 достаточно точной, а факт незанесения исхода во множество K наиболее вероятных исходов - разумным.

Если же эта вероятность оказывается высокой, тогда разница с приблизительной оценкой p'(yj) оказывается большой - и перенормировка вероятностей неправильной. Констатируется, что мозг не справился со своей задачей. Именно эта ситуация и называется "уяснением" или "пониманием".

Аналогичные рассуждения справедливы не только для текстов, но и для любых других событий: для звуков речи, для движений.

Математика помогла нам лучше осознать, какого рода "понимание" требуется в юморе. Теперь мы можем дать достаточно строгое определение второй составной части аникса.

Озарение - это обнаружение того факта, что происшедшая неожиданность не была случайно выбранным действием или стечением обстоятельств, а имеет логическую или смысловую связь с тем, что случилось непосредственно перед точкой неожиданности. Эту связь будем называть отгадкой. Причем, эта отгадка должна быть одним из пунктов, которые составляли неожиданность и не были предсказаны. Вступление и ловушка содержат замаскированное указание на разгадку, какой-нибудь намек, подсказку.

Третий элемент аникса - это ограничения по времени. Озарение должно происходить вскоре (до 10 секунд) после неожиданности и резко (до 2 секунд).

Теперь мы сформулируем основной закон юмора, который описывает необходимые и достаточные условия для создания эффекта аникса; а затем рассмотрим его в деталях.

Для того, чтобы создать эффект аникса необходимо и достаточно создать у аудитории неожиданность, которая вскоре и резко сменится озарением.

или коротко:

Аникс - это неожиданность, резко превращающаяся в озарение.

Теперь дополнительно уточним детали.

Время.

Наблюдения показывают, что между неожиданностью и озарением проходит некоторый интервал времени. Он несколько длиннее, чем то время, которое было бы затрачено на понимание произнесенных после точки неожиданности слов, не будь этого эффекта неожиданности. Это естественно: человек не предсказал заранее некоторые параметры, так что ему приходится получать их заново.

Приведу пример из кибернетики. Процессор - главная микросхема в компьютере. Ее назначение - читать, разбирать и исполнять команды. Эти операции (чтение, разбор и исполнение) можно делать поочередно для каждой новой команды. Однако это плохой способ. Лучше разделить схему процессора на три части: кэш, предвыборку и исполняющее устройство. Пока исполняющее устройство обрабатывает 102-ю команду, устройство предвыборки разбирает 101-ю команду, а кэш читает 100-ю. Три части процессора действуют параллельно и согласованно, ускоряя работу всей микросхемы в три раза (в лучшем случае). Но иногда оказывается, что обработка очередной (102-й) команды заставляет процессор начать исполнение с другого места. Это означает, что подготовленные кэшем и предвыборкой данные нужно выбросить и начать работу с другого места. В результате, работа процессора ненадолго замедляется до нормальной, а не утроенной скорости.

Примерно то же самое происходит при аниксе. Человеку не удается предсказать заранее, что будет сказано и наступает некоторая пауза, задержка в понимании. Недаром анекдоты устроены как простые и неожиданные загадки: надо быстро оправиться от неожиданности, а потом разгадать, что же имел в виду говорящий. Поиск отгадки не должен занимать много времени. Не более 10 секунд. Иначе смешной эффект исчезает. Почему это происходит - можно гадать, но это уже совсем другой вопрос.

Еще более важно, чтобы озарение наступало разом, резко, почти мгновенно. Если озарение наступает поэтапно, как при решении задачи, то смешного эффекта не будет. Это значит, что искомая разгадка должна быть очень простой, неразделимой на много шагов, каждый из которых надо отгадывать последовательно. Озарение должно наступить быстро - не более, чем за 1, максимум 2 секунды после того, как человек начал догадываться о разгадке. Тогда возникает этот самый эффект - подобный вспышке, удару барабана или толчку, который внешне разряжается в смех или улыбку.

Итак, размышления аудитории сразу после точки неожиданности мы можем разделить на три быстрых этапа. Первый - небольшая задержка с пониманием значений слов. Не более секунды. Второй - поиски озарения, то есть какой-то логической или смысловой связи между ловушкой и развязкой. И третий - собственно озарение, обнаружение и окончательное осознание этой связи. Не более 1-2 секунд. И на все в сумме не более 10 секунд.

Неожиданность.
Если нарушается требование неожиданности, тогда мы имеем дело с "плоским" юмором. Причина "плоскости" - то, что суждение не было неожиданным. Рассмотрим наиболее обычные ошибки, которые срывают эффект неожиданности.

1.1. Похожая мысль уже знакома слушателю.

Вывод: нельзя повторять аникс тому же слушателю, по крайней мере до тех пор, пока он его не забыл. Таким образом, известная поговорка: "шутка, повторенная второй раз, уже не шутка" получает объяснение. Кроме простых повторов плохую службу может сослужить предварительная информация о чем-то подобном. Например, если после анекдота рассказать очень похожий анекдот, то реакция слушателей будет гораздо более вялой, чем сначала. По той же самой причине аниксы, которые приводятся в этой книге, теряют большую часть своего смехотворного действия. Ведь мы будем заранее объяснять, по какому принципу они строятся.

1.2. Слушатель слишком хорошо соображает для этого аникса.

Примитивные аниксы вызывают слабую реакцию у искушенного слушателя, поскольку он успевает понять, что будет сказано, еще до того, как эти слова произнесены. Вывод: для более сообразительной аудитории требуются более сложные аниксы, чтобы их не успели предсказать слишком рано, и не пропал эффект неожиданности.

1.3. Слушатель слишком быстро соображает для этого аникса.

Если вы дадите слушателю слишком много времени, он может понять, какую неожиданность ему готовят (или какую-то ее часть). В результате элемент неожиданности исчезнет (или будет ослаблен). Характерная ситуация: объявляется, что сейчас будет рассказан анекдот. Однако вступительная часть анекдота рассказывается очень многословно и медленно. За это время слушатель успевает перебрать много вариантов, вспомнить похожие шутки и анекдоты. И велик шанс, что среди вариантов окажется развязка целиком или отчасти. А к каждому из рассмотренных вариантов разум слушателя уже готов. Вывод: у аникса не должно быть длительного вступления.
Озарение.
Если нарушается требование озарения, тогда мы имеем дело с "заумным" юмором или юмором "для избранных". Наиболее распространенные причины:

2.1. Шутка не имеет смысла.

Например, такой текст: "Муж возвращается из командировки, а курица - не птица". Не смешно, так как высказывание состоит из двух частей, никак не связанных по смыслу. Шутка может не иметь смысла сама по себе. А может не иметь смысла для данного конкретного слушателя. Таков профессиональный юмор: человек другой профессии его не оценит, так как не поймет.

2.2. Слушатель слишком плохо соображает для этого аникса.

Ну тупой он. Или просто необразованный. Или устал. Или занят совсем другими мыслями. В общем, в данный момент соображает недостаточно хорошо для этой шутки. Анекдот рассказан, а он ничего не понял. Может, поймет потом, но закон юмора требует, чтобы понимание наступало резко, разом. Иначе не смешно. Если он поймет позднее, да еще постепенно (особенно когда ему начинают намекать на разгадку), то реакция будет слабее. Правда, эта реакция может быть усилена эффектом притворного смеха. Вывод: если есть детали, которые могут быть непонятны, надо их разъяснить заранее. При этом не стоит уведомлять, что это делается потому, что готовится шутка (см. пункт 1.3).

2.3. Слушатель слишком медленно соображает для этого аникса.

Плохо рассказывать шутку медленно. Но плохо рассказывать ее и через чур быстро. Вы начинаете рассказывать, слушатель не успевает, и его понимание немного отстает от вашего изложения. Вы достигаете развязки, а он не расслышал толком некоторые слова. В результате понимание наступает не сразу, а медленно, по частям. Вместе с пониманием развязки идет понимание того, что не было понято в ловушке. А требуется именно резкое, скачкообразное понимание. Да и неожиданности может не быть. Для неожиданности нужно неправильное предсказание. Но никакого предсказания еще не было сделано, когда уже была озвучена развязка.

2.4. Шутка не подготовлена.

Человеческий язык неоднозначен: каждое слово может иметь разный смысл в зависимости от контекста. Контекст определяется темой разговора. Если анекдот "не в тему", то происходит резкое переключение. Часть слов понимается еще в предыдущем контексте. То есть, они понимаются неправильно. Или правильно, но не сразу. Происходит то же, что в пункте 2.3: понимание наступает недостаточно резко за счет того, что некоторые элементы ловушки понимаются вместе с отгадкой. Понаблюдайте за тем, как действуют дикторы на телевидении или радио. Переходя к новой теме, они как-то связывают ее по смыслу с предыдущей. Даже если связь эта откровенно притянута за уши. Сначала они одной-двумя фразами переключают слушателя в новый контекст. А уже потом начинают излагать основное содержание.

Подведем краткий итог. Аникс должен быть рассказан достаточно просто, чтобы его быстро поняли, но не слишком просто, чтобы его не поняли заранее. Он должен рассказываться достаточно медленно, чтобы его успели понять, но не слишком медленно, чтобы его не успели предсказать. Не следует рассказывать анекс, очень похожий на предыдущие истории, но все-таки надо сказать хоть несколько слов на эту тему, чтобы переключить слушателя на другой контекст.

Вы видите, что среди правил есть противоположные. По параметру скорости произнесения и по параметру сложности. Эти требования мешают друг другу, что затрудняет задачу рассказчика, заставляя его искать золотую середину.

Аникс можно считать видом радости. Неожиданность и непонимание наводят нас на неприятные мысли о том, что, быть может, мы слишком глупы, чтобы понять смысл непонятного или заранее его предсказать. А наш собеседник для нас слишком умен и непредсказуем. Это позиционирует слушателя как более глупого, чем расказчик. В то же время, быть умным - естественная и разумная цель для многих людей. Как вы помните, достижение цели - это один из видов радости. Недостижение цели, наоборот, вызывает печаль.

Однако, когда мы понимаем смысл, спрятанный в аниксе, это доказывает нам, что мы все-таки достаточно умны. Это снимает с нас подозрение в глупости. Что вызывает радость. Этим же объясняется и требование быстроты озарения. Если мы слишком долго разгадываем аникс, значит мы глупы. Если мы разгадываем его шаг за шагом, плавно, то это выглядит как более серьезные усилия, чем ответ, полученный мгновенно в результате озарения.

Как видите, аникс - это частный случай радости. Однако логическая цепочка, которая обнаруживает закономерности, присущие радости, сравнительно длинная и неочевилная. Эффект от аникса значительно сильнее, чем от других подобных радостей. Например, реакция на хороший аникс-анекдот сопоставима по эффекту с радостью от успешной сдачи экзамена. Там и там мы доказываем свой ум. Там и там мы снимаем с себя подозрения в глупости как в глазах окружающих, так и в собственных глазах. Однако несравнимы усилия, которые надо затратить на разгадывание анекдота и на подготовку экзамена. И сложность решаемых при этом задач также несопоставима. Казалось бы, реакция на анекдот должна быть совсем мизерной по сравнению со смехом студентов, покидающих аудиторию, где сдают экзамены. Однако, это не так. Потому аникс, хоть и является радостью, но выделяется в отдельный тип сложного смешного.

Основной закон юмора и его следствия поясняют, каким требованиям должен подчиняться этот вид смешного. Однако они ничего не говорят о том, как же найти текст, соответствующий этим требованиям. Откуда взять неожиданность и сформулировать ее так, чтобы она быстро переходила в озарение? Этот закон помогает понять, что такое аникс, как научиться понимать этот тип юмора, как не испортить хорошую шутку, рассказывая ее. Но он не учит, как сочинять новые шутки. Об этом говорится в следующих главах.

Каламбур

Простейший вариант каламбура - искажении имени собеседника. Но такое искажение вызывает неудовольствие и эффект, противоположный радости. Гораздо лучше, если искажается имя третьего лица или какое-нибудь другое название. Когда получается смешно, то такой прием называется каламбуром. Не всякое искажение смешно. Я перечислю несколько распространенных вариантов.

Подражание чужой манере речи, передразнивание. В этом случае искажение звучания слов имитирует чьи-то дефекты речи, национальный акцент, неграмотность. Эффект рассчитан на неискушенного слушателя.

Каламбур с грубостью. Любое слово, состоящее из трех и более слогов можно смешать с русским матом так, что будет заметна грубость, и, в то же время, будет понятно, какое слово было там раньше. Эффект средний. Сильно зависит от терпимости к мату и ругани. Эффект лучше, если в целом разговор содержал мало грубостей: тогда есть дополнительная неожиданность, которая по закону юмора полезна.

Каламбур с намеком. Если в каламбуре смешано исходное слово и слово, которое с ним связано, то эффект особенно силен. Например, кто-то говорит: "радиостанция Эхо Моськи", подразумевая с одной стороны радиостанцию "Эхо Москвы", а с другой стороны намекая, что эта радиостанция ведет себя как Моська.

У Фрейда под каламбуром понимается не очень удачное искажение, а удачное, красивое называется "игрой слов". Мы не будем вводить подобное деление, поскольку это чисто субъективное ощущение: удачно или неудачно, красиво или некрасиво. Также мы не будем вслед за Фрейдом классифицировать искажения по аналогии с искажениями в сновидениях. Кажется, что искажение любого типа неплохо подходит для каламбура.

Напомню основной закон юмора: сочетание эффекта неожиданности и эффекта быстрого озарения. Сама форма каламбура уже обеспечивает оба эффекта. Переход от неискаженной речи к искаженной обеспечивает неожиданность, а когда человек восстанавливает исходный, правильный текст по его искаженному варианту, тогда возникает озарение. Можно еще усилить реакцию, добавив намек. Получится двойной аникс: сначала понимание исходного слова, слабый аникс и слабая реакция, а потом еще одно быстрое озарение: да ведь в этом искажении содержится намек на дополнительный смысл! И эта вторая реакция будет усилена эффектом рефлекторного смешного (вспомните, мы говорили, что предыдущее смешное усиливает последующее).

Приведем примеры. "Госсекретарь США Коля Павлов" - искажение имени Колина Пауэлла, дополнительная неожиданность от контраста славянского имени и негритянской внешности. "Снятие сглаза по фотографии, снятие судимости по фотороботу" (М.Задорнов) - во второй фразе искажается первая фраза (слабый аникс) плюс намек на то, что второй случай - такое же шарлатанство, как и первое. "Депутаты - это депутаны" (М.Задорнов). Опять второй вариант искажает первый и содержит намек на продажность тех и других.

Гротеск

Один из эффективных или даже эффектных механизмов юмора - это доведение до абсурда, до сильного контраста с реальным положением вещей. В литературе это называется "гротеск". Какой-нибудь параметр преувеличивается или преуменьшается до тех пор, пока не возникнет настолько сильный контраст, что он кажется абсурдным и смешным.

Во-первых, надо найти подходящий параметр, который можно довести до абсурда. Во-вторых, нужно продемонстрировать эту абсурдность, показав, что столь сильное преувеличение принципиально меняет смысл сказанного.

Возможно, вы помните случай, когда были повышены ввозные пошлины на подержанные иномарки. Объяснялось это желанием защитить отечественного производителя автомобилей.

"Депутаты фракции промышленников предложили повысить вдесятеро пошлины на остальной импорт, чтобы защитить отечественного производителя от диктата зажравшегося потребителя".

Примерно так может звучать гротеск на эту тему. Мы преувеличили до абсурда ситуацию, предложив поднять пошлины на все товары, а не на один, а также не в два раза, а в десять. Для эффекта озарения в шутке содержится намек на то, что защищать надо не только производителя, но и потребителя.

По закону юмора нам нужны неожиданность и озарение. Некоторая величина увеличивается до такой степени, когда (эффект неожиданности) резко меняется результат. Очень быстро до человека доходит (эффект озарения), что беспредельное дальнейшее изменение этой величины в конце концов может привести к странным последствиям.

Обычно гротеск применяется по отношению к величинам, которые недавно изменились (пошлины повысились в два раза). Потом это изменение интерполируется дальше - вплоть до абсурда и - вуаля! - родилась шутка.

Двусмысленность

Следующий прием - двусмысленость. В нашей речи есть много слов, которые имеют несколько значений (омонимы). Прием подмены состоит в том, чтобы последовательно употребить слово сначала в одном смысле, а потом в другом. Либо употребить слово в одном значении, а в остальной части фразы намекнуть на второе значение.

Главной частью нашего рецепта является ключевое слово. Во-первых, оно должно иметь хотя бы два смысла. Во-вторых, эти два смысла должны сильно отличаться. Это необходимо для эффекта неожиданности.

"Депутат Издюков предложил в Думу законопроект, по которому предполагается втрое повысить пошлины на импорт использованных презервативов с тем, чтобы защитить отечественных... гхм... производителей".

Рассмотрим этот аникс. Что в нем можно заметить? Во-первых, эта шутка на ту же тему, что и предыдущая. А похожие аниксы подряд лучше не давать. С другой стороны, вас уже не надо вводить в контекст. Во-вторых, в ней содержится слабенький каламбур, в котором смешано матерное слово и обычная фамилия. С намеком на то, что этот самый депутат - не очень хороший человек. Далее, вы видите гротеск с увеличением размера пошлин и увеличением количества товаров от одного (автомобили) до двух (автомобили и презервативы).

Но основной элемент этой шутки - прием двусмысленности. Тот факт, что речь идет о презервативах, намекает на второй смысл понятия "производитель". Первоначальное значение слова вдруг меняется на другое и возможна улыбка в тот момент, когда слушатель осознает второй смысл.

Или такой пример. Один человек говорит: "Посмотрите на некоторых южных долгожителей. Они имеют по несколько жен, взрослых детей. А их дети тоже имеют большие шансы на долгожительство". Второй спрашивает: "Я не совсем понял, кто кого имеет?"

Слово "иметь" сначала применялось в прямом смысле, а собеседник употребил его в переносном смысле. Ведь долгожитель может иметь своих жен как в прямом, так и в переносном смысле. А попытка "иметь" еще и детей представляет собой абсурдный гротеск.

Переход от переносного смысла к буквальному и наоборот - наверное, самый распространенный вариант двусмысленности. Часто переносный смысл исторически возникает из прямого, так что между ними сохраняется устойчивая смысловая связь. Например, ругательство и его эвфемизм. На этой связи можно получить эффект озарения.

В двусмысленности эффект неожиданности заключается в том, что пока слушатель не осознал, что ключевое слово употребляется в другом смысле, для него фраза кажется странной, неправильной или подозрительно простой. Но очень быстро он осознает игру слов, и возникает эффект озарения. Для лучшего результата нужно, чтобы новый смысл подходил к прежней фразе не только грамматически, но и по смыслу.

Вот дополнительные примеры для анализа: "Позиция Англии по отношению к США будет занесена в Камасутру" (М.Задорнов). "За этими штанами ничего не стоит" (М.Жванецкий). "Основной вид спорта, которым занимаются чиновники,- это гребля под себя в любом положении" (М.Задорнов).

Перевертыш

Скомбинируем несколько старых приемов и одни новый и покажем, как еще можно обыграть тему пошлин.

"Госсекретарь США Коля Павлов заявил, что Америка собирается повысить ввозные пошлины на российские автомобили марки "Кирпич" для защиты интересов американских производителей металлолома".

Нетрудно узнать пару каламбуров: Колин Пауэлл и Коля Павлов, автомобиль марки "Москвич" и марки "Кирпич".

Но тут есть и новый прием: перевертыш. Он заключается в том, что нечто заменяется на его противоположность. Плюс дается намек на то, почему такая замена не лишена смысла. Проблема ввоза автомобилей из Америки в Россию превращается в проблему ввоза из России в Америку. Высокотехнологичное изделие - автомобиль - превращается в совсем нетехнологичное - металлолом. Все это сопровождается намеком на то, что автомобили этой марки по своему качеству с точки зрения американцев недалеко ушли от металлолома.

Еще пример. "Разбился самолет. Есть жертвы. Вовремя прибыла скорая помощь. Жертв могло бы быть больше, но, к счастью некоторые жертвы успели покинуть место катастрофы до приезда скорой помощи." Перевертыш заменяет смысл скорой помощи на противоположный: не помощь жертвам, а угроза для них.

Итак, схема перевертыша проста: замена фразы или слова на противоположное обеспечивает эффект неожиданности. А обнаружение намека на то, что эта неожиданность обоснована, рождает эффект озарения.

Самый примитивный вариант перевертыша я называю "возвратом": "Ты - дурак, ты - сам дурак!". Один человек оскорбляет или критикует другого, а другой отвечает практически той же самой фразой. Но в таком звучании местоимения несут противоположный смысл. Возникает перевертыш. Но он настолько прост и привычен, что добиться эффекта неожиданности с помощью подобого перевертыша практически невозможно. Иногда ответная фраза формулируется другими словами, оставаясь той же по смыслу. Это тоже сильно портит эффект неожиданности. В ответ на проявление агрессии в виде критики или оскорбления мы заранее ожидаем услышать критику и агрессию на ту же тему.

Ассоциации

Этот прием - самый сложный из рассматриваемых. Но, в тоже время, он рождает наиболее оригинальные, нестандартные аниксы. Я говорю о юморе, построенном на ассоциациях. Вообще-то все ранее описанные приемы построены на ассоциациях. Разница лишь в том, что некоторые виды ассоциаций гораздо более изъезжены, так что можно говорить об устоявшемся комическом приеме.

Первый этап построения ассоциативного аникса - выбор зацепки. Например, вы хотите придумать шутку и связать ее с чьими-то словами. Или с только что просмотренным фильмом. Надо выбрать какое-то слово, фразу или эпизод из только что услышанных или увиденных. Это вам сразу даст введение слушателей в контекст. За что именно лучше зацепиться? Вообще-то это не важно, лишь бы зацепиться побыстрее, пока сохраняется контекст. Из дальнейшего будет понятно, что лучше всего выбирать слова с богатыми и яркими ассоциациями. По этой причине плохо подходят предлоги, частицы, союзы, местоимения, числительные, распространенные глаголы и прилагательные. Все остальное годится более или менее.

Второй этап построения ассоциативного аникса - поиск подходящей ассоциативной цепочки. Тем, кто не знает, что это такое, поясним. Откройте словарь в случайном месте и ткните пальцем в случайное слово. Прочтите его. Теперь назовите несколько других слов, которые приходят вам на ум, когда вы произносите первое слово. Например: "белый" -> "снег", "белый" -> "день", "белый" -> "свет"; "черная" -> "сажа", "черная" -> "ворона"; "танк" -> "броня", "танк" -> "пушка". И так далее. Такая пара слов называется ассоциацией. Если взять второе слово в паре и придумать ассоциацию уже к нему, то возникнет цепочка из трех слов и двух ассоциаций.

Таким образом можно строить сколь угодно длинные цепочки. Но нас интересуют такие, которые можно объединить в несложное предложение, в котором эти слова следуют в прямом или обратном порядке, желательно с пропуском одного звена цепочки. Это - и есть третий и заключительный этап. Мы строим предложение, которое и произносим.

Эффект неожиданности обеспечивается тем, что несколько звеньев цепочки уводят нас довольно далеко от первоначальной зацепки. Но быстрые ассоциации, вообще говоря, не случайны, а осмысленны. Как уже говорилось, одно звено ассоциативной цепочки обычно бывает опущено, и его требуется угадать. Отгадка дает эффект озарения.

Конечно, нет никакой гарантии, что эффекты неожиданности и озарения окажутся достаточно сильными. Тогда, естественно, лучше промолчать. Все же метод ассоциаций имеет несравнимо большие шансы на сотворение шутки, чем метод перебора всех возможных ответных фраз в надежде найти среди них смешную.

Приведем пример. Ради спортивного интереса усложним себе задачу и попробуем построить ассоциативный аникс на самом неудобном материале: на основе сухого, безэмоционального текста предыдущего абзаца. То есть, никакие эффекты радости или рефлекторного смешного нам помогать не будут. Зацепимся за случайное слово. "Гарантия". Строим разные цепочки. Гарантия -> гарантийное обслуживание. Гарантия -> три года. Гарантийное обслуживание -> возврат неисправного изделия или замена. Несмешная ассоциация -> неисправная ассоциация. Несмешная ассоциация -> слушатель не смеется -> плохая ассоциация -> или плохой слушатель -> слушатель неисправен. Объединяем слова цепочки во фразу: "Продаем ассоциативные цепочки с гарантией на три года. Если слушатель не засмеется, обратитесь к нам, заменим неисправного слушателя бесплатно". Здесь ловушка заставляет нас предполагать, что заменена будет ассоциация, а развязка предлагает заменить слушателя. Пропуск элемента ассоциативной цепочки "-> или плохой слушатель ->" создает эффект неожиданности и является искомой отгадкой.

Рассмотрим другие примеры. "Пародий на пародию в искусстве не бывает. Хотите, докажу? На Киркорова нет пародий" (М.Задорнов). Ассоциативная цепочка: пародий на пародию не бывает -> вот Киркоров -> он пародия на Пугачеву (опущенное звено цепочки и отгадка) -> потому на него нет пародий. Серьезный тон ловушки создает у нас неправильное ожидание сколько-нибудь сложного, логического рассуждения. Развязка дает доказательство одним простым примером в три слова. Но это доказательство кажется слишком простым, пока не присходит озарение в результате восстановления отгадки в виде пропущенного звена ассоциативной цепочки.

Еще пример из Михаила Задорнова. Вообще, этот юморист, по моему мнению, замечателен тем, что часто создает совершенно оригинальные аниксы, не вписывающиеся ни в один из стандартных комических приемов. "Если на Новый Год дошло до торта, значит праздник не удался". Цепочка: Новый год -> праздник -> праздничный стол -> торт -> выпивка -> много выпивки -> до торта дело может не дойти -> а если дошло -> значит мало выпивки -> значит праздник не удался. Здесь пропущено сразу несколько элементов ассоциативной цепочки, оттого эту шутку не все понимают. Некоторые восстанавливают ее по частям или с большой задержкой. А поэтапное или долгое восстановление, как вы помните, ослабляет эффект.

Интересно, как Задорнов подает эту шутку. В этот момент зал уже достаточно "разогрет" (эффект рефлекторного смешного: смех после смеха). Далее, залу облегчается угадывание этой шутки путем высказывания заранее похожего, но более простого аникса: "Если утром похмелье, значит вечером была рюмочка 'для аппетита'". Так мастер заранее подсказывает нам некоторые пропущенные ассоциативные связи. То есть, готовит контекст для следующей шутки, которая иначе была бы слишком сложной. И, наконец, Задорнов говорит что-то вроде: "А теперь, по-сложнее...". То есть, он подготавливает еще и эффект притворного смешного - если вы не засмеетесь, когда вокруг хоть кто-то засмеялся, значит для вас это слишком сложно, а значит, вы глупее тех, кто смеется.

Передвигание

Так называется этот прием у Фрейда. Речь идет о смещении смыслового акцента в фразе. Обычно используется в ответе на вопрос. Иногда говорят о "переводе стрелок".

Когда задается вопрос, то в ответе подразумевается обычно уточнение одного конкретного элемента вопроса. Например: "Сколько времени?". В этом вопросе требуется уточнить количество, но не то, что пересчитывается. То есть, акцент стоит на слове "сколько". Если переместить акцент на слово "времени" и заменить время на вес, то получится передвигание: "Три килограмма". В такой форме аникса еще нет, поскольку есть эффект неожиданности, но нет эффекта озарения. А теперь представьте себе, что тот, кого спрашивают, держит у себя на руках спящего младенца. Так что ему никак нельзя высвободить руку и посмотреть на часы. Тогда ответ, содержащий указание на вес младенца, одновременно содержит намек на то, что на вопрос о времени ответить мешает тот самый младенец. Это - и есть отгадка.

Вот пример из книги Фрейда (сильно осовремененный). Новый русский подает нищему на улице. Через полчаса, зайдя в дорогой ресторан, он обнаруживает этого нищего, который уплетает за обе щеки черную икру. "Как ты можешь клянчить деньги, а потом жрать икру!?",- удивляется новорус. - "Ну вот",- отвечает нищий,- "Когда у меня нет денег, я не могу кушать игру. А когда у меня есть деньги, я снова не могу кушать икру. Так когда же я буду кушать мою икру!?"

В этом примере происходит классическое передвигание. Нищего спрашивают, акцентируя вопрос на слове "клянчить": как ты можешь клянчить? А он отвечает на вопрос, как будто акцент стоит на слове "жрать": как ты можешь жрать? Конечно, есть икру он сейчас вполне может...

Как видите, создавать эффект передвигания особенно удобно в ответах на уже заданные вопросы. Достаточно в ответе пояснить другой пункт вместо того, о котором действительно спрашивают. В жизни такой прием часто называют "работать под дурачка". Эффект неожиданности создается тем, что вам отвечают не на тот вопрос. А эффект озарения обеспечивается тем, что, акцент в вопросе часто определяется интуитивно, и, в принципе, такой ответ может быть логически правильным (или быть похожим на логически правильный).

Передвигание, вообще говоря, возможно не только в вопросах, но и в повествовании. Тогда вам нужно произнести некоторую фразу, сконцентрировав внимание слушателей на определенной яркой детали и создав у них впечатление, что следующее предложение будет касаться этой детали. Это - будет ловушка. Но дальше, в развязке, пояснить совсем о другую деталь. Например: "Мы находимся на Ленинградском шоссе, где столкнулся "Камаз" и шестисотый "Мерседес". Вот вы видите, как спасатель пытается помочь зажатому в "Мерседесе" пассажиру, который задыхается. Надо расстегнуть ему воротник, чтобы снять золотую цепь". В данном случае акцент передвинут со слов "помочь" и "задыхается" на "расстегнуть". А расстегнуть можно, как оказывается, совсем для другой цели.

Умолчание

Еще один прием, близкий к предыдущему в том, что опирается на неточность человеческой речи. Когда мы говорим, то пропускаем многие детали, умалчиваем о них. Например, говоря: "Маша ела кашу", мы умалчиваем о том, что Маша - это ребенок женского пола, а не медвежонок. Что ела кашу она, скорее всего из тарелки, ложкой, сидя на стуле за столом. Что каша сварена из крупы, а не из кошачьего корма. И так далее. Программисты называют такую необязательную информацию заданной по-умолчанию. Вся информация по-умолчанию берется из контекста: то есть, из знаний о том, что говорилось перед этим, по какому поводу, какая была тема, к чему это относилось.

Пропущенные детали непосредственно связаны с нашей способностью предсказывать заранее речь собеседника. Мы мысленно восстанавливаем недостающие детали так, как будто спросили о них и получили точный ответ. В свою очередь, рассказчик примерно представляет себе, какие вопросы вы можете задать, и старается пояснить детали, о которых он умолчал, но вы могли их понять неправильно.

Например, если речь идет о медвежонке, то слова могут выглядеть так: "Медвежонок Маша ела кашу". Или так: "Маша ела кашу. Маша - это наш медвежонок". Или так: "Маша ела кашу и измазала себе всю морду". Первый случай - простой текст, где детали, о которых нельзя умолчать, объясняются заранее. Второй случай - текст с умолчанием и последующим пояснением. В нем почти нет элемента неожиданности и совсем нет элемента озарения. Местоимение "наш" уже подсказывает, что речь идет не о девочке (кстати, попробуйте убрать местоимение и сравнить). Отгадку вам разжевывают, словно кашу, и кладут в рот. Наконец, третий случай представняет собой простенький аникс, который предоставляет аудитории самой догадаться о том, что слово "морда" намекает на животное.

Другой пример. Врач кричит: "Сегодня делаем только переломы!" - и разочарованные пациенты уходят. (М.Задорнов). Врач умалчивает о том, что они делают рентненовские снимки переломов, и сокращает свою речь. А если эти слова процитировать слушателям в зале, то можно все понять по-другому. Поначалу это звучит так, словно врачи ломают ноги. Это неожиданно. Но затем люди восстанавливают примерный контекст, в котором такое могло быть сказано, и понимают, что все вполне логично. Наступает озарение.

Другие приемы

Я перечислил не все расхожие способы создания аникса. Можно найти и ряд других. Все они действуют по тому же "основному закону юмора". Я коснусь их очень коротко, пояснив, где прячется элемент неожиданности, а где - элемент озарения.
Повторение
"Вообще геттингенские жители разделяются на студентов, профессоров, филистеров и скот" (Гейне). Повторение какого-то действия несколько раз приводит к тому, что аудитория ожидает очередного повтора, подобного предыдущему. Вместо этого (эффект неожиданности) говорится о чем-то принципиально другом. Озарение наступает, когда слушатель понимает, что новый элемент, который поначалу кажется чуждым, на самом деле имеет много общего с предыдущими. Для "особо одаренных" можно добавить пояснение. (Гейне добавляет: "все они немногим различаются между собой").
Сокращение
Сокращение само по себе не является большой неожиданностью, но содержит маленькую загадку, которую надо разгадать: восстановить полное слово по сокращенному варианту. Это дает эффект озарения. Для того, чтобы использовать сокращение в шутке, придется добавить какой-то элемент неожиданности. Сам факт сокращения может быть небольшой неожиданностью. Многие каламбуры представляют собой смешение двух слов в одном, причем каждое из слов оказывается сокращенным.
Расшифровки
"Оценка ОТЛ расшифровывается как Обманул Товарища Лектора. А оценка ХОР - как Хотел Обмануть, но Раскусили". В данном случае имеет место сокращение, но это сокращение не надо угадывать, оно дано. Неожиданностью оказывается другое - необычная расшифровка. Озарение просиходит от понимания, что эта расшифровка указывает на действительное положение вещей, хотя и отличается от традиционной.
Намек
Очень часто в аниксе содержится намек на отгадку. Если объяснить все прямо, то слушателю не придется мысленно искать ее, и не будет озарения. Можно не давать намека совсем. Но тогда отгадывание может затянуться более, чем на 10 секунд, а это портит аникс. В результате, когда отгадка трудна, то добавляют какой-нибудь намек на нее. То есть, дают полезную информацию, но не полную.
Недосказанность
Тоже - небольшая загадка. По началу фразы надо восстановить ее завершение. Так же, как и прием сокращения, недосказанность рождает эффект озарения. А неожиданность придется добавлить откуда-то еще, например, само отгаданное завершение фразы может быть неожиданным.
Эвфемизм
Эвфемизм - это "слово или выражение, заменяющее другое, неудобное для данной обстановки или грубое, непристойное" (словарь Ожегова). В случае аникса эвфемизм содержит прямой намек на непристойность.
Рифма
В наше время популярны короткие рифмованные двустишья или четверостишья, последнее слово в которых - матерное. Вместо него произносится нематерное, которое плохо рифмуется или не укладывается в размер. Отсутствие рифмы или несоблюдение ритма является одновременно и неожиданностью, и намеком на то, где надо поискать отгадку. Например: "Лягушонок на пруду, лопушком прикрыл ...нет, все-таки звезду".

Юмор и сатира

Рассмотренные приемы строились согласно основному закону юмора. Судя по приведенным примерам, они хорошо согласуются с формальной моделью, описанной в законе. Конечно, "формальна" эта модель не в том смысле, что состоит из формул, а в том, что более формальна, чем другие ей подобные. В принципе, она достаточно формальна для того, чтобы создать программу для искусственного интеллекта, если будут решены задачи уровня 2. Для аникса есть три компонента: неожиданность, озарение и время. Слежение за временем - тривиально, это - решенная задача уровня 1. Неожиданность опирается на механизм, выполняющий предсказания на самое ближайшее будущее параллельно с анализом речи (или других событий). Этот механизм является одной из задач уровня 2, которые необходимо решить. Озарение опирается на алгоритм анализа прошлого. На сопоставление происшедшего с известными разуму законами природы и человека. Это - вторая задача уровня 2. Как видим, довольно сложные задачи, особенно вторая.

Интересен тот факт, что все задачи уровня 2 могут быть решены только частично, чтобы реализовать задачу юмора в принципе. Можно потом как бы улучшать "чувство юмора" искусственного интеллекта по мере его развития. Получится программа, которая понимает юмор, но не любой. Но на тот, что понимает, реагирует адекватно.

Например, если готово только несколько частей, которые отвечают за удовольствия, то их уже можно подключить к общему алгоритму. А все остальные виды удовольствия можно присоединять по мере готовности. Это будет соответствовать не слишком эмоциональному, "бесчуственному", человеку. Который не будет расстраиваться от некоторых вещей и не будет впадать в эйфорию по поводу некоторых других. Что ж, таких людей много, и они тоже смеются.

Возьмем часть программы, которая отвечает за озарение. Пусть она знает мало законов природы и человеческого поведения. Тогда для аниксов, в которых для разгадки надо знать эти законы, она просто ничего не поймет. Не будет озарения, будет только неожиданность и реакция: удивление. На что это похоже? Конечно: на ребенка, который удивляется непонятной шутке взрослого и требует пояснений.

Далее, что если программа будет плохо предсказывать? Тогда для нее в некоторых случаях не будет никакой неожиданности. Тоже будет похоже на ребенка, который принимает за чистую монету шутки взрослых.

Давайте проверим точность выявленной закономерности. Если мы немного изменим условия, то ситуация перестает казаться смешной. Например, если не наступает озарения, то фраза остается бессмысленной. Если озарение наступает постепенно, плавно, то это воспринимается довольно спокойно. Можно наблюдать, например, такую реакцию: "Надо же, как бывает! Интересно!" Могут даже сказать "Остроумно!" или "Удивительно!", но при этом не засмеются и не улыбнутся.

Теперь уберем неожиданность. Если наступает внезапное понимание какого-то трудного вопроса, то человек испытывает облегчение. Но вовсе не обязательно смеется. Кстати, есть и такая теория, что юмор - это выброс эмоций от резкого облегчения, снятия напряжения. Но вот посмотрите на человека, решающего сложную задачу. Он вдруг находит решение. Он чувствует облегчение, даже радость, он может улыбнуться. Но. Он говорит, что рад, но не говорит, что ему смешно! Смешно ему будет только в том случае, если решение окажется неожиданным и простым, обнаружится там, где его не искали. Тогда человек хлопает себя по лбу и говорит что-то типа: "ха-ха-ха, какой же я был идиот, оно было у меня под носом!".

Теперь попробуем проверить обнаруженный закон с другой стороны. Можно ли создать принципиально иную ситуацию, вызывающую смех? Чтобы был смех, чтобы это признавалось действительно юмором, но эффекты "неожиданность-озарение" отсутствовали или были незначительными? Оказывается да, есть такие ситуации. Их довольно много. Об этой форме юмора речь пойдет дальше.

Какое то время я пытался найти общую закономерность. Но в конце концов пришел к выводу, что просто существует два достаточно сложных вида смешного и два вида юмора. Один - описывается "основным законом юмора". Второй тип описывается совсем другим законом. Строго говоря, это второй тип не менее обширен и разнообразен, чем первый. Так что название "основной закон юмора" отражает тот факт, что второй тип - не совсем юмор.

Итак, что же это за второй тип смешного? Это - стеб. Наиболее близкие понятие: сатира, насмешка, глумление, издевательство. Стеб - это определенный прием, который используется в этих случаях.

В литературе разделение на юмор и сатиру давно известно. Юмор воспринимается как что-то более доброе, никого лично не обижающее. Сатира идет рука об руку с критикой. Сатира воспринимается как нечто более острое и, вообще говоря, обидное для жертвы, над которой смеются. Как оказывается, сатира и юмор отличаются не только внешне, но и внутренне, по скрытым алгоритмам своего построения. Сатира использует в основном стеб. А юмор использует в основном аникс.

Человеку свойственно честолюбие. Ему приятно оказаться сильнее, умнее, свободнее, удачливее других. Проще говоря, лучше других хоть в чем-нибудь. К этому есть два пути: один труднее, другое легче. Трудный путь заключается в том, чтобы сделать что-то замечательное, удивительное или прекрасное и, тем самым, возвыситься над теми, кто этого сделать не смог. Легкий путь заключается не в том, чтобы возвыситься самому, а в том, чтобы унизить других. Указать на чужую глупость, упрямство, косность, бессилие. Такое унижение может быть вполне заслуженным наказанием за эти самые грешки: глупость, упрямство и т.д. Но не будем отвлекаться в сторону разговоров о добре и зле...

Стеб

Как и было обещано, вашему вниманию представляем "основной закон сатиры":

Для того, чтобы создать эффект стеба необходимо и достаточно в не слишком жестокой форме продемонстрировать чью-то слабость.

Или короче:

Стеб - это унижение в разрешенных дозах.

Теперь рассмотрим основной закон сатиры подробнее. Поясним некоторые пункты.

Под "слабостью" понимается не обязательно слабость физическая. И даже чаще не физическая. Это может быть и слабость ума (глупость), воли, рассудка, убожество фантазии и тому подобное. Годится любая характеристика, которая ценится данной конкретной аудиторией. Аудитория, кстати, очень важна для стеба. Но об этом мы еще поговорим, когда будем рассматривать конкретные приемы.

Под "не слишком жестокой формой" понимается такая, которая не вызывает осуждения. Опять же, не "вообще", а у данной конкретной аудитории. То есть, унижая кого-то, мы не должны грубо нарушать мораль того сообщества, которое выступает в качестве зрителей или слушателей нашего стеба. Иначе это нарушение вызовет неудовольствие, то есть, эффект, обратный радости. А мы уже убедились, что воздействия от разных видов смешного надо суммировать. В результате смехотворный эффект будет полностью или частично скомпенсирован неудовольствием от нарушения моральных норм. Таким образом, случай со стебом хорошо вписывается в идею о суммировании эффектов, проистекающих от разных видов смешного.

Таким образом, унижение должно быть как бы строго дозированным, в рамках установленных правил. За границей этих рамок унижение расценивается уже не как стеб, а как жестокость и садизм. Если степень унижения кажется допустимой только вам, но не вашим слушателям, то вам предстоит смеяться в одиночестве.

Стеб по сути своей является актом агрессии (ведь он унижает кого-то). Поэтому он всегда потенциально аморален. Когда мы говорили о разных удовольствиях и неудовольствиях, то замечали, что некоторые из них можно оставить и реализовать позднее. Сейчас выяснилось одно исключение. А именно: если мы хотим реализовать стеб, то предварительно обязательно должны реализовать эффект удовольствия от соблюдения норм морали или неудовольствия от их несоблюдения.

Говоря в основном законе сатиры "продемонстрировать", мы имеем в виду, что такая демонстрация должна быть достаточно понятной для тех, кому предназначена.

Говоря о "чьей-то" слабости мы подразумеваем не обязательно другого человека. Часто это именно так. Но есть еще два важных случая: первый - насмешка над неким абстрактным типом людей. На ханжами, над врачами, над милиционерами и так далее. Годится любая группа, объединенная по определенному признаку, если средний член этой группы имеет какие-то слабости, над которыми можно посмеяться. В этому случае стеб происходит не над слабостью конкретного человека, а над слабостью среднего представителя группы людей. Второй случай - это насмешка над самим собой. Для некоторых довольно тяжело освоить этот тип стеба, но, кажется, он весьма полезен для разумной самооценки.

Аникс и стеб часто сочетаются вместе. То есть оба закона - и основной закон юмора, и основной закон сатиры могут применяться как порознь, так и в сочетании. Даже лучше, если в сочетании. Поэтому не удивляйтесь, если в примерах, посвященных стебу, вы узнаете уже рассмотренные ранее приемы аникса.

Стеб, связан и с радостью. Честолюбие, возвышение над другими, желание чувствовать себя лучше других, может быть одной из целей. Поэтому достижение такой цели или хотя бы фантазии о таком достижении приносят радость. Мы выделяем стеб в отдельный тип сложного смешного только потому, что он вызывает смех успешнее, чем многие другие виды достижения цели.

Любое событие вызывает более сильную реакцию психики, когда оно обладает новизной - в этом смысле аникс и стеб не являются чем-то исключительным. Но обратите внимание, что унижающие насмешки можно повторять много раз прежде, чем они станут привычными и совсем перестанут вызывать отклик. А рафинированный юмор воспринимается спокойно уже на второй-третий раз. Это происходит, видимо, потому, что ключевой эффект (унижение) для стеба сохраняется, но для аникса ключевой эффект (неожиданность) не сохраняется.

Садизм

Вот - наиболее примитивный вид стеба. Садизм как стеб представляет собой физическое унижение и демонстрацию физической слабости жертвы. Туда же можно отнести насмешки над старческой немощью, неполноценностью калеки. Это тип стеба характерен для людей с достаточно примитивным уровнем развития: детей, уголовников, умственно отсталых. Именно среди них вы можете наблюдать радостный смех, когда кого-то избивают или насилуют.

Остальные люди не считают такое поведение допустимым, поэтому им не смешно, поэтому они не считают садизм хорошей шуткой. Мы сейчас применяем это слово только потому, что хотим пояснить: вот почему они смеются в подобных ситуациях, вот почему хохочет садист или маньяк. Потому, что срабатывают примерно те же механизмы, что и в более цивилизованных вариантах: унижение другого и возвышение себя. Только для них такие способы унижения не являются запретными.

Слон и Моська

Приятно возвыситься над другими, но особенно приятно возвыситься над великими. Ясно, что трудный путь для честолюбия - совершить нечто великое - в данном случае особенно сложен. Остается легкий путь - через унижение других. По этому пути с радостью ходят даже великие, ведь и они велики не во всем.

Позднее мы поговорим о низвержении идолов, которых нам пытаются навязать. Но есть и такие идолы, которые нам уже успешно навязаны. Это - великие и прославленные люди, которые заслужили свою славу действительно яркими и замечательными делами. Люди искусства - артисты, художники, композиторы, писатели, знаменитые ученые и изобретатели, харизматичные политики, выдающиеся спортсмены, космонавты и так далее, и тому подобное.

Людская молва возносит их высоко над толпой. Часто эта молва преувеличивает достоинства кумиров, однако помнить одного героя несколько проще, чем множество. Например, согласно истории науки, Альберт Эйнштейн не был одиноким создателем Теории Относительности. Его вклад велик, без сомнения. Но очень и очень серьезен вклад его современников, в первую очередь Лоренца и Пуанкаре и еще около десятка физиков, имена которых, к стыду своему, я не могу сейчас припомнить. Без этого вклада создание Теории Относительности вообще не состоялось бы. Тем не менее, идолизирован и идеализирован оказался только Эйнштейн, а имена остальных знакомы, в основном, лишь физикам.

Рядом с идолами люди кажутся самим себе незначительными и мелкими. Словно Моськи рядом со Слоном. Велико искушение обтявкать Слона, низвести его до собственного уровня, а лучше еще ниже. Существует целая область стеба, которая занимается тем, что унижает самых разных кумиров. Принцип действия состоит в том, чтобы обратить внимание зрителей на недостатки идола, выпятить и утрировать их. Показать тем самым: посмотрите, ваш великий не столь уж и велик.

Пародийный жанр направлен преимущественно на политиков и артистов. Они постоянно на виду у публики. Поэтому нетрудно изобразить их так, чтобы зритель понял, о каком кумире идет речь. Затем надо усилить видимые недостатки, преувеличить их так, чтобы они стали заметны и очевидны. Нужен талант артиста и подражателя, чтобы сымитировать жертву достаточно похоже. Что же касается технологии юмора, то тут все довольно просто, как видите. Просто подражание наиболее редким (узнаваемым) чертам и, одновременно, обнаружение и усиление недостатков.

Что касается известных писателей, композиторов и ученых, то тут у Мосек возникают серьезные затруднения. Эти люди в большинстве своем не на виду, так что публика плохо знает даже их внешность. Вот разве что только внешность Эйнштейна стала прототипом для многочисленных штампов. Этому штампу даже придумано название: "сумасшедший профессор" или "сумасшедший ученый".

Что самое узнаваемое в этих случаях? Очевидно, само творчество. Открытия, книги, предметы искусства. Но эти плоды труда замечательны. Именно за них автор и прославился. Придраться к ним оказывается очень и очень сложно. Но все же можно. Можно что-нибудь где-нибудь намеренно испортить. Зритель поймет, каков первоисточник. Зритель поймет, что теперь замечательное произведение искусства выглядит глупо и несуразно. Эффект унижения. И хотя сам автор таких глупостей не делал, он все равно оказывается связан с глупостью и унижен хотя бы косвенно. Что и требовалось достичь.

Иногда и сами авторы дают хороший повод поглумиться над собой. Я говорю о римейках. Бывает, создадут замечательный в своем роде фильм. Или напишут гениальную книгу. Ошеломляющий успех. Пишется (или снимается продолжение). Часто оказывается, что и продолжение весьма успешно. Тогда продолжения создаются снова и снова, например, снимается сериал. И неизбежно возникают повторы, избитые сюжетные ходы, и так далее. Появляется и повод для Мосек, чтобы потявкать.

Чтобы показать, насколько точно работает основной закон сатиры, я в завершение скажу о космонавтах, летчиках испытателях, героях войны. Тоже люди замечательные, известные и даже внешность их часто бывает публике хорошо известна. Однако они рискуют жизнью и здоровьем там, где не рискнули мы. По этой причине оскорблять их считается аморальным. Поэтому в полном соответствии с основным законом сатиры унижение этих кумиров смеха не вызывает. Аналогично никто не смеется над религиозными деятелями, над известными хирургами. А вот спортсмены находятся на грани. Те, кто прославил страну рекордами, получают как бы иммунитет от насмешек. А те, кто сам себя "прославил" какими-нибудь глупыми выходками, автоматически становятся предметом стеба.

Клоунада

Как вы думаете, кого унизить проще всего? Себя. В чужом поведении надо выискивать слабости. В собственном поведении их можно создать по своему усмотрению в любой момент. На этом принципе основана клоунада и действия комических артистов.

Поставьте себя в заведомо идиотское положение. Покажите, как вы с чем-то не можете справиться, демонстрируя свое неумение. Наделайте кучу намеренных ошибок, показывая собственную глупость. Двигайтесь неуклюже, спотыкайтесь, падайте, короче показывайте, как вы не можете справиться с элементарными движениями. Изуродуйте свое лицо гримом или гримасой (заметьте: слова похожи!). Сделайте походку неуклюжей. Измените интонации голоса в худшую сторону: шепелявьте, картавьте, говорите пронзительно. Оденьтесь как можно глупее или разденьтесь вовсе. Я думаю, вы узнали многие приемы клоунов и комиков. У некоторых из них кое-какие из перечисленных уродств уже есть от природы.

Унижение самого себя вырабатывает нечувствительность и к чужим насмешкам, привычку к ним. Может быть, это и полезно в том смысле, что вас невозможно вывести из себя таким способом, вы не теряете голову от чужого сарказма, и все такое прочее. Но у окружающих вырабатывается стереотипное мнение о вашей слабости. Это нужно как-то скомпенсировать. Обратите внимание, что цирковые клоуны часто одновременно демонстрируют чудеса ловкости, акробатики, жонглирования. Комики вдруг вставляют в свою роль элементы трагедии, грусти или печали. Напоминая о том, что их слабость - это напускное.

Лично меня уже слегка задолбали французские комедийные режиссеры. Задолбали тем, что раз за разом используют один и тот же прием. Остальные тоже им злоупотребляют, но французов, кажется, на этом приеме заклинило. Речь идет о ситуациях, когда кто-то себя выдает за кого-то другого. Какие-нибудь волосатые мужики изображают из себя "монашек в бегах". Вокруг - сплошь идиоты: одни не замечают очевидного, а другие совершают разные ошибки, которые на протяжении часа или двух ставят их на грань разоблачения. Ну а зрители, само собой, смеются над этим дурдомом.

Кстати о дурдоме...

Смешные детеныши

Кстати о дурдоме. Еще один избитый приемчик. Смеяться над умственно неполноценными не считается аморальным. А по своему развитию они явно уступают большинству, находясь в заведомо униженном положении. Хи-хи. Ха-ха. Прикинуться полоумным - один из вариантов клоунады. Смех над дурачками - один из вариантов стеба.

Подумайте, кто из людей еще более беззащитен, слаб и неуклюж, чем сумасшедшие? Старики и дети. Но заострять внимание на старческой немощи считается аморальным, так что такой вариант шуток отпадает согласно основному закону сатиры. Зато смеяться над детьми считается обычным делом. И они дают для этого кучу поводов. Дети поначалу ничего не умеют, но все время учатся, часто методом проб и ошибок. Эти ошибки постоянно напоминают взрослым о том, что уж они то - старше, мудрее и гораздо лучше справляются с теми же задачами. Эти ошибки акцентируют внимание на слабостях детей и, как и положено, вызывают радостное ржание.

Сами дети не совсем в восторге от подобного обращения. Они могут возмущаться тем, что с ними сюсюкают или не воспринимают их всерьез. Ну и как реагируют на это взрослые? Верно, новым взрывом веселья. Ведь дети бессильны заставить вас воспринимать их всерьез. Это бессилие лишний раз напоминает окружающим об их слабости. Результат - противоположен желаемому: еще больше смеха от осознания своего превосходства.

Больше всего смеха вызывают дошкольники. Новорожденный очень беззащитен, но он и очень пассивен. Он дает не так много поводов для смеха, так как не пытается ничего особенного сделать. По мере того, как ребенок развивается и становится активнее, увеличивается количество и разнообразие ситуаций, в которых ребенок напоминает о том,.. что он - еще ребенок. А по мере того, как малыш превращается из неуклюжего птенца в ловкого подростка, смех из уст взрослых звучит все реже и реже.

Беззащитные и потому забавные детеныши животных также вызывают смех и восторг. Причем, зачастую со стороны человеческих детенышей, которые наконец-то видят кого-то, кто еще слабее, чем они. Кого-то, над кем можно возвыситься, не прилагая усилий.

Ко всему этому добавляется эффект рефлекторного смеха. Который поддерживается именно тем, что детеныши постоянно дают нам все новые поводы для стеба.

Смех над глупостью

Слабость бывает разной. Один из вариантов - слабость ума. То есть глупость. Смех над глупостью является, видимо, основным вариантом сатиры. Специализация неизбежна: у каждого своя профессия (или несколько), увлечение (или несколько). В этих областях человек знает и умеет гораздо больше, чем непрофессионалы. Что дает повод для сатиры. Нельзя знать всего, поэтому повод унизить другого всегда найдется.

Даже люди одной профессии могут иметь чуть более высокую квалификацию или наоборот. Еще один повод.

Можно намеренно ввести человека в заблуждение, а потом смеяться над тем, что он оказался слишком глуп, чтобы распознать ваш обман. Этот милый способ унижения называется "розыгрышем" или "мистификацией".

Сама глупость - понятие в какой-то мере относительное. Людям свойственно переносить собственную глупость на других. Это может быть отдельной большой темой для разговора, поэтому я ограничусь тем, что приведу два примера. Предварительно поясню несколько терминов, которые пришли из программисткой или инженерной среды, но стали в Интернете общеупотребительными.

Спец, Профи - человек, который хорошо разбирается в предмете разговора. Синонимы: специалист, профессионал.
Чайник - человек, который плохо разбирается в предмете разговора. Синоним: дилетант.
Ламер - чайник, возомнивший себя спецом. Синоним: невежда, агрессивный дилетант.

Вот профи говорит о сложных вещах, для понимания которых требуются специальные знания. Чайник не понимает этого. Профи смеется над глупостью собеседника. Но ему стоило бы посмеяться над собственной глупостью: ведь ему не хватило ума объяснить свою точку зрения достаточно просто, так, чтобы было понятно чайнику. В этой ситуации чайник слышит всякие странные слова, значения которых он не знает. Чайник смеется над этими странно звучащими словами. Но ему стоило бы посмеяться над собственной глупостью: ведь он не знает, о чем идет речь, и не удосужился уточнить.

Вот ламер услышал некую глупость из ненадежного источника. Он не знает, что источник ненадежен или забыл об этом. И он не догадывается о том, что это - глупость. В самом деле - ведь речь идет о дилетанте, так что у него по определению нет достаточной квалификации, чтобы распознать ложь. Кто-то начинает рассуждать на близкую тему, и дилетант встревает со своим мнением. Ему говорят, что это - глупость. Но дилетант смеется над критиками, он уверен, что лучше знает, где правда. Он уверен, что глупость сказал не он, а те, кто над ним смеется. Ламерство неизбежно ведет к агрессии. Поясним, почему.

Спецы, естественно, критикуют ламера. У них есть достаточно знаний, чтобы понять, в чем и где ламер ошибся, и объяснить, почему. Но у ламера нет достаточных знаний, чтобы понять эти объяснения. И он не может уточнить непонятные детали: это для него равнозначно признанию своего невежества (и ламерства). Спецы приводят все новые аргументы и начинают догадываться о том, что их оппонент - дилетант. Они разжевывают детали так, чтобы даже дилетант мог понять.

Но ламер уже заявил о глупости спецов. Подобные заявления часто сопровождаются оскорблениями и насмешками. Эти насмешки естественны. Ведь ламер взаправду считал, что его собеседники глупее и потому унижены. Основной закон сатиры в действии. Спецы в ответ не остаются в долгу. А часто и сами первыми заявляют о том, что прозвучала глупость, и тоже сопровождают заявление насмешками. И эти насмешки тоже вполне естественны. Они ведь считают, что ламер глупее.

Что если теперь ламер признает свою неправоту? Это будет значить, что обвинения в глупости, которые он выдвигал, несправедливы. Не было причин для его смеха над оппонентами. Не было причин для оскорблений. В то же время, это будет значить, что он - глупец, над ним совершенно справедливо смеялись, а его ламерское поведение заслуживает произнесенных оскорблений. Далеко не всякий человек в такой ситуации рискнет публично признать свою неправоту: слишком сильный удар по самолюбию. И ламер выбирает легкий путь: упрямство и хамство.

В такой ситуации спецы часто продолжают настаивать, приводят все новые аргументы, вносят свой вклад во взаимные насмешки и оскорбления. Чем больше этих насмешек и оскорблений, тем труднее ламеру признать свое ламерство. В свою очередь ламер часто приводит какие-то оправдания своей точки зрения, как правило, столь же глупые или не к месту. Эти оправдания вызывают новые насмешки, обвинения в глупости и критику. Тем самым делают признание ламера еще более трудным: теперь ведь ему придется признать свою глупость не только в первоначальном заявлении, но и во всех оправданиях.

Пусть даже до ламера начнет доходить, что его аргументы были небезупречны. Хорошо, если у него развито логическое мышление, оно помогает понять распознать свои и чужие ошибки. Но у ламеров логика часто находится в атрофированном состоянии, а самолюбие - в гипертрофированном. Иначе они не стали бы ламерами. Все робкие тревожные сигналы слабого логического мышления легко отступают перед страхом унижения могучего самолюбия. Страх все усиливается по мере развития дискуссии. Спецы начинают говорить о том, что у ламера плохо с логикой и слишком большое самомнение. В ответ ламеру не остается ничего иного, кроме как применить прием "возврат" и обвинить спецов в том же самом. Часто ламер сам первый бросает такое обвинение, поскольку по предыдущим дискуссиям знает, что этим все кончится и предпочитает атаковать первым.

Таким образом, возникает патовая ситуация. Ламер ругается, смеется над спецами, обвиняет их в глупости, ламерстве, нелогичности и мании величия. Спецы ругаются, смеются над ламером, обвиняют его в глупости, ламерстве, нелогичности и мании величия. Ситуация полностью симметричная. Другие ламеры обычно встают на защиту того, кто похож на них. С логикой у них плохо, но распознать собрата по несчастью они оказываются способны.

Свой немалый вклад вносят также и люди со стереотипом "защитника слабых". А кто тут слабый? Тот, кто хуже аргументирует свою точку зрения. Естественно, это - ламер. Опять же, шахиды орфографии и блюстители вежливости вставляют свое "фи".

Тут же появляются и разного рода "миротворцы", которые (в полном соответствии с советами Карнеги) пытаются сказать обоим спорящим сторонам, что те и другие не правы. И правда: в пылу дискуссии и спецы начинают время от времени говорить слишком категорично и не аргументировано. Но согласиться с заявлением "обе стороны не правы" - это значит признать: ты такой же, как он. Тот, кого ты считаешь идиотом. То есть ты - тоже идиот. На это не готовы пойти ни спецы, ни ламер. Так что последователям Карнеги тоже часто достается "на орехи". И заслуженно: незачем приравнивать ламеров к спецам.

В результате подобная "разборка" может длиться в Интернете буквально месяцами и даже годами (я сам много раз был тому свидетелем). Ламер не может признаться в своем ламерстве. А спецы и не должны признаваться. Что тут можно посоветовать?

Во-первых, никогда не обвинять других в том, что они сказали глупость, если нет очень серьезных аргументов для доказательства этого. Даже если есть аргументы, лучше указать на возможную ошибку в сухой и безэмоциональной форме. Всегда есть шанс, что вы сами ошиблись или не знали какой-то детали - мир велик. Всегда оставляйте себе путь к отступлению свободным.

Во-вторых, столкнувшись с ламером, пожалейте свое время и силы. Когда ламерство стало очевидным для вас (для всех это не будет очевидным никогда!), прекратите приводить новые аргументы. Это все равно не поможет. Если вас это позабавит, можете поупражняться в остроумии, но не ждите, что ваш собеседник изменит свое мнение. Ему это совершенно не выгодно. Разве что вы приставите ему к виску пистолет, но через Internet это невозможно J.

В-третьих, если вы хотите лично для себя разобраться, кто в этом споре прав, то вам придется либо развивать в себе логическое мышление (которое является довольно универсальным инструментом распознавания лжи), либо развивать свои собственные знания в той области, вокруг которой идет спор. А вот знание психологии в этой ситуации слабо помогает: обе стороны ведут себя внешне практически одинаково. Есть правда пара характерных признаков... но не слишком надежных.

Бунт

Теперь, вашему вниманию представляем "основной закон бунта":

Для того, чтобы создать эффект бунта, необходимо и достаточно продемонстрировать способность легко преодолевать какие-нибудь ограничения, которые обычно трудно или невозможно преодолеть.

Или короче:

Бунт - это демонстрация необычной свободы.

Понятие свободы мы определим строго. Философское определение "свобода - есть осознанная необходимость" сдаем в утиль. Эта демагогия нам ни к чему. Вместо нее мы дадим простое и понятное определение:

Свобода - это отсутствие ограничений.

Свобода не может быть абсолютной. Свобода относительна всегда. Всегда надо уточнять: свобода от чего? Cвобода в чем? Какое именно ограничение отсутствует? Просто "свобода" - понятие излишне абстрактное, лишенное конкретного, ощутимого смысла. Хоть какие-то ограничения всегда есть, например, законы природы. Более того, эти ограничения нам необходимы. Если бы не было законов природы, кровь не текла бы по жилам, мы не могли бы существовать.

Но это вовсе не означает, что мы пришли к "осознанной необходимости" с другой стороны. Демагогическое определение свободы остается демагогией. Свобода в чем-то - это отсутствие ограничений в этом чем-то. Однако некоторые ограничения являются необходимыми. Соответственно, некоторые виды свободы являются опасными. Например, перила на балконе ограничивают свободу наших передвижений по балкону. Но эта свобода нам и не нужна, она опасна. таким образом, сравните:

"Свобода - это осознанная необходимость." - ложь.

"Некоторые ограничения являются необходимыми." - правда.
"Некоторая несвобода является необходимой." - правда.
"Некоторая свобода является опасной." - правда.

Согласно инвариантной модели мышления разум представляет собой средство для получения прогнозов и выбора действий, которые ведут к наилучшим результатам. Чем шире выбор действий, тем больше шансов, что среди них окажутся действия, которые ведут к цели. Поэтому для разума всегда естественно стремление к избавлению от каких-либо ограничений на действия.

Почему я называю философское определение демагогическим? Да потому, что оно создает иллюзию свободы там, где ее нет, а есть ограничения. Инстинкт свободы вызывает в нас желание преодолевать всяческие ограничения. Но другой инстинкт - самосохранения - заставляет нас мириться с некоторыми из ограничений. Как только ограничение может быть снято без ущерба, мы начинаем с ним бороться. А если в нас создать иллюзию свободы, мы не начнем бороться даже тогда, когда сможем. Для идеологов очень выгодно философское определение, которое переворачивает все с ног на голову и превращает угнетение в свободу.

Какие ограничения рассматриваются? Любые.
Ограничения, накладываемые законами природы. Наиболее яркие: ограничение продолжительности жизни, неспособность летать, ограничение физических данных.
Ограничения, накладываемые юридическими законами. Наиболее яркие: ограничения на свободу слова, ограничения на насилие.
Ограничения, накладываемые законами общества. Наиболее яркие: моральные ограничения, связанные с сексом и грубостью.
Ограничения, накладываемые отдельными людьми. Наиболее яркие: ограничения в выборе рода деятельности.

В роли ограничителя в этих случаях выступают:
Законы природы или просто природа.
Государство и правоохранительные органы.
Институты общественной морали и воспитания: семья, школа и т.п.
Начальники, командиры и прочие лидеры.

Для создания эффекта бунта необходимо наличие какого-то ограничения, которое обычно трудно или невозможно преодолеть. И демонстрации того, как это ограничение преодолевается легко. Понятия "трудно" и "легко" подразумевают произведение затраченной энергии, средств и времени.

Эффект бунта прямо связан с аниксом, стебом и радостью.

Связь с аниксом состоит в том, что при бунте очень часто возникает эффект неожиданности. Говорится об ограничениях, которые "обычно сложно преодолеть". То есть, это хорошо известно по прошлому опыту. И говорится о легком преодолении тех же ограничений. Понятно, что такая легкость более или менее неожиданна. Принципиальное отличие от аникса в том, что для бунта вторая часть аникса (озарение) не требуется. Тем не менее, наличие общей черты приводит к тому, что бунт и аникс легко сочетать в шутках.

Связь со стебом состоит в том, что при бунте мы иногда смеемся над бессилием ограничителей, в роли которых могут выступать конкретные люди или характерный тип людей. Это - тоже вид унижения. Да и с точки зрения морали нарушение этих ограничений часто оправдано. Отличие от стеба состоит в том, что для бунта не требуется наличие личности унижаемого. Ни в виде конкретного человека, ни в виде собирательного образа. Возможен бунт и по отношению к законам природы, и по отношению к весьма обезличенным понятиям типа "государство" или "мораль". Люди, которые воплощают ограничения морали или государства в жизнь, не имеют каких-то общих характерных черт. Однако в тех случаях, когда мы смеемся над бессилием кого-то конкретного, кто нас угнетает, это получается одновременно и стеб, и бунт. Реакция в результате усиливается, так что даже ощущение страха наказания не может ее скомпенсировать.

Связь с радостью мы рассмотрели выше, когда доказали, что снятие ограничений есть одна из целей разума. Поэтому достижение такой цели или хотя бы фантазии о таком достижении приносят радость. Мы выделяем бунт в отдельный тип сложного смешного только потому, что он вызывает смех успешнее, чем многие другие виды достижения цели.

Запретный плод

В этой главе мы рассмотрим разные виды бунта, связанные с демонстративно легким преодолением запретов, накладываемых людьми.

Естественно, такая демонстрация не обязательно должна происходить перед лицом принуждающей силы. Это наоборот может ослабить эффект, благодаря страху, который противоположен радости. Также демонстрация по возможности не должна происходить в присутствии людей, которые считают это нарушение запретов аморальным. Снова сработает эффект, обратный радости - осуждение со стороны окружающих и собственной совести. В результате эффект от бунта может быть скомпенсирован. Такова ирония по отношению к начальству в присутствии начальства: вроде бы и бунт, а вроде бы и не смеешься.

Но демонстрация хороша в присутствии тех, кого эта сила пытается принудить так же, как и вас. У них можно найти сочуствие, именно для них такая демонстрация не аморальна. Не надо бояться осуждения или наказания с их стороны. Наоборот, они посмеются с вами.

В некоторых случаях полезно присутствие представителей ограничивающей силы, которые не способны или не решаются вам помешать или наказать вас. Это нужно тогда, когда надо напомнить сочуствующим или себе о том, против какого ограничения вы бунтуете.

Рассмотрим примеры.

Политический анекдот. Диктаторское государство может попытаться запретить свободу слова. Но оно бессильно контролировать общение между людьми, которые относятся друг к другу лучше, чем к государству, и не собираются доносить. Рассказывая политический анекдот в кругу друзей, вы демонстрируете легкое преодоление запрета на свободу слова, которое в публичных выступлениях опасно.

Низвержение идолов. Вы можете также смеяться над попытками общества или государства навязать вам своих идолов. В СССР этот тип бунта прекрасно сочетался с политическим анекдотом. Государство пыталось запретить свободу слова и, в то же время, пыталось навязать вам своих идолов в лице высших партийных руководителей. Политический анекдот создавал сразу три эффекта: 1) демонстрировал бунт по отношению к государству по поводу свободы слова, 2) демонстрировал бунт по отношению к государственной идеологии, которая пыталась навязать вам своих идолов и 3) в анекдоте часто происходил стеб над личностями самих идолов.

Ругательства. У каждого человека имеются свои ограничения на употребление ругательств. Своя граница допустимого, свой Ругикон, который не полагается переходить. Если некая социальная группа пытается навязать вам больше ограничений, чем вы хотите принять, вы можете ругаться, что называется "назло". Представление обычно рассчитано на тех, кто вместе с вами разделяет неприятие ограничения на эти слова и часто рядом присутствуют те, кто хотел бы, но не может или не решается помешать вашему бунту.

Дети смеются, когда их сверстники ругаются вопреки требованиям родителей и школы. Сильно наказанные ученики могут ругаться в присутствии преподавателей, поскольку им уже нечего терять. Простые люди смеются, когда демонстративно ругаются, в присутствии ханжи. Молодежь - в присутствии гораздо более старших людей, напоминающих им о родителях. Трамвайные хамы смеются, ругаясь друг с другом в присутствии остальных пассажиров, которые их осуждают громко или молчаливо, но в серьезный конфликт ввязываться не рискуют. Девочки хихикают между собой, когда ругаются вопреки стереотипу, что "девочки должны быть нежными". И так далее и тому подобное.

Пошлость. Ханжеское общество стремиться запретить общение на темы вроде секса, половых органов или дерьма. На эту тему очень много писал Фрейд. В применении к бунту мы видим, как люди смеются, услышав пошлый анекдот. Чем сильнее запрет, тем больше заметно бессилие, тем смешнее. И наоборот. Так что понятно, почему для детей, которым секс категорически запрещен, пошлые анекдоты кажутся более смешными. А мужчины из разряда "любимец женщин" часто громогласно осуждают малейший намек на пошлость.

Есть и другие варианты бунта, рассчитанной на эффект "запретного плода". Например, глумление над рекламой, которая стремиться убедить вас в полезности ненужных товаров и ограничить свободу выбора, присущую покупателям. Издевательство над политиками, которые безуспешно тужатся показать вам, какие они белые и пушистые. Насмешки над полицейскими, гаишниками и прочими служителями закона, которые не могут поймать вас. И так далее, и тому подобное. Годится любое ограничение, если вы способны ему противостоять и рядом есть люди, которые вместе с вами считают это ограничение неправильным.

Полет фантазии

В этой главе мы рассмотрим разные виды бунта, связанные с демонстративно легким преодолением запретов, накладываемых природой. Нарушение этих запретов, тем более легкое нарушение, невозможно в реальности. Поэтому бунт против законов природы происходит всегда в фантазии, в сказках.

Наиболее неприятным ограничением, которое налагает на нас природа, является ограничение на длительность приятнейшего процесса, называемого жизнью. Преодоление этого ограничения возможно лишь частично и сопровождается большими усилиями и отказом от многих других приятных процессов. Поэтому бунт против смерти является одним из важнейших типов бунта.

Важно заметить, что бунт против смерти и черный юмор - разные вещи. Черный юмор - это любой юмор, связанный со смертью или тяжелыми травмами. Это может быть и бунт, и аникс, и стеб. Страх смерти или увечья всегда ослабляет эффект о черного юмора и, в частности, от бунта против смерти.

В качестве примера приведу анекдот, рассказанный Leonid-ом на форуме membrana.ru. Пользуясь случаем, хочу выразить благодарность ему за много интересных соображений. Они в конечном счете привели меня к решению выделить бунт в отдельный тип смешного и к изменению логических построений для стеба в сторону большей точности. Итак, обещанный пример: "Ежик шел-шел, забыл, как дышать, и умер. Вспомнил, встал, дальше пошел". Здесь мы видим бунт против смерти, слишком легкое воскрешение. Здесь также есть дополнительный слабый аникс. Элемент неожиданности: как это можно забыть дышать? И элемент озарения: ну раз ежик может так легко перестать дышать, то что ему стоит так же легко воскреснуть?

Ограничение на длительность жизни - не единственный из законов природы, которые мы были бы не прочь отменить. Также хочется сказать о том, что люди всегда мечтали летать, как птицы. Изобретение самолетов лишь частично воплотило эту мечту в жизнь. Хочется какого-нибудь более простого способа преодолеть это ограничение, чем самолет.

В связи с этим хочу вспомнить известную серию книжек Джоанны Роулинг о Гарри Поттере и серию-пародию русского писателя Дмитрия Емеца о Тане Гроттер. У Роулинг малолетние волшебники учились летать на метлах. Вот пример более легкого способа полета, чем самолет. То, что такой вариант бунта давно известен, сильно ослабляет эффект. Все же новизна имеет значение и для бунта. У Емеца же юные волшебники летают на чем попало: на контрабасах, пылесосах и даже часах с кукушкой. Это - уже гораздо более нестандартный и смешной ход, поскольку имеется и новизна.

В заключении напомню о бунтарской серии анекдотов о сверхскорости, сверхточности и прочих сверхспособностях. Например: "Что такое сверхскорость? Это когда плюешь с десятого этажа, успеваешь сбежать вниз и получить плевок себе на макушку."

Хотелось бы заметить, что очень часто при бунте в исполнении фантастических персонажей имеется некоторый элемент стеба над этим персонажем. Вспомните глупого ежика, который вдруг забыл, как дышать. Или вспомните того сверхскоростного супермена, который в результате плюнул сам себе на голову. Я думаю, что этот стебовый элемент призван ослабить нашу зависть к персонажу. Ведь зависть является одним из неприятных ощущений, противоположных радости. Мы, реальные, не способны повторить действия фантастического персонажа. Поэтому надо его слегка унизить, чтобы нам не было обидно и завидно.

Итоги

Подведу основные итоги.

Формализация чувства юмора возможна. Формализация творчества юмориста также возможна.

Решение этих задач основано на решении более простых задач уровня 2. К ним относятся:
Распознавание некоторых специфических зрительных и звуковых образов.
Распознавание физических и простейших психических удовольствий и неудовольствий.
Распознавание нарушения правил морали с точки зрения аудитории.
Распознавание достижения цели.
Распознавание ограничений на выбор действий, ведущих к цели.
Построение прогнозов на ближайшее будущее.
Сопоставление происходящего с известными законами природы.
Распознавание слабостей.

Все эти задачи могут быть решены частично, и чувство юмора будет улучшаться по мере того, как решение этих задач будет становиться все полнее.

Решение главной задачи распознавания смешного на основе этих задач выглядит следующим образом.
Существует 6 механизмов, вызывающих улыбку и смех. Смешное, соответственно, делится на шесть видов:

1. Притворное.
2. Рефлекторное.
3. Радость.
4. Аникс.
5. Стеб.
6. Бунт.

Каждый из видов вносит свой вклад, и вклады эти суммируются. Вклады от всех типов, кроме радости и притворного, выражаются положительным числом. Вклад от радости может быть отрицательным, что соответствует печали. Вклад от притворного смешного также может быть отрицательным, что соответствует нежеланию показывать смех. Сумма вкладов определяет интенсивность реакции: от слабой усмешки до долгого хохота. Конкретная величина каждого элемента суммы вычисляется по тому, насколько сильно ситуация соответствует одному из законов. Сила соответствия определяется числовым описанием характера смеющегося, то есть, большей или меньшей его чувствительностью к каждому из элементов в нужном законе.

Из этих типов смешного юмором в обычном понимании являются только аникс, бунт и стеб. Но если имеет место аникс, бунт или стеб, то остальные три вида смешного также вносят свое влияние в силу реакции, поэтому их исключать нельзя.

Формулировка законов для каждого вида смешного:

1. Притворный смех является сознательным. То есть, сначала принимается решение о том, что надо улыбнуться или посмеяться, а потом, следует реакция. И человек хорошо помнит о том, что он принял такое решение.

2. Рефлекторный смех заключается в том, что в ответ на привычное раздражение органов чувств мы отвечаем привычной реакцией. Рассматриваются только простейшие, неабстрактные виды раздражения в соответствии с биологическим термином "рефлекс".

3. Радость образуется в результате получения удовольствия. Печаль образуется в результате противоположных ощущений. Удовольствие и неудовольствия перечисляются явно как физические ощущения и некоторые виды эмоций.

4. Основной закон юмора. Для того, чтобы создать эффект аникса необходимо и достаточно создать у аудитории неожиданность, которая вскоре и резко сменится озарением.

5. Основной закон сатиры. Для того, чтобы создать эффект стеба необходимо и достаточно в не слишком жестокой форме продемонстрировать чью-то слабость.

6. Основной закон бунта. Для того, чтобы создать эффект бунта, необходимо и достаточно продемонстрировать способность легко преодолевать какие-нибудь ограничения, которые обычно трудно или невозможно преодолеть.

Уточнение терминов, использованных в этих законах, см. в соответствующих разделах.

На все вместе в той или иной мере влияет повторение ситуации. На рефлекторное смешное - повторение вызывает закрепление реакции. На радость - повторение вызывает медленное (в течении лет) ослабление реакции. На аникс - исчезновение реакции после 1-2 повторов. На стеб и бунт - исчезновение реакции после десятков повторов. На притворное смешное влияния нет.

Помимо детализации этих закономерностей, вы найдете здесь разбор многих конкретных приемов, которые помогают проявлять остроумие.

Мне не встречались похожие формулировки, определяющие необходимые и достаточные условия для распознавания действия или фразы как остроумной и смешной. За период времени, прошедший от появления первой версии, мне никто ни о чем подобном не рассказал.

Напротив, я постоянно слышу о том, что чувство юмора - штука загадочная, нечто вроде неуловимого движения души. Недавно КВН-щики эдак патетично-удивленно-риторически вопрошали зал: "Кто знает, почему одному человеку смешно, а другому нет? Почему, такая фраза смешна, а такая - нет?". Казалось бы, кому, как не КВН-щикам знать ответ на этот вопрос? Так нет же, они тоже действуют неосознанно, интуитивно!

Что касается меня самого, то для меня оказался откровением тот факт, что половина остроумия основана на чужом унижении. Несомненно это - проявление агрессии. Cтеб требует весьма терпеливого, самокритичного и снисходительно настроенного собеседника. Что бывает не так уж часто. И соответствующего поведения от вас. Но он может быть также средством отпора и возмездия. В остальных случаях лучше стебаться не над присутствующими.

(C) Мирослав Войнаровский, 2003

Все разделы / Книги по психологии

Книги для бизнеса. Виталий Пичугин

Книги по психологии. Виталий Пичугин

Алгоритм Юмора

Комментарии

Новое сообщение