Все известные высокоразвитые народы, такие как вавилоняне, египтяне, евреи и индусы, жители Ирана и Персии, греки и римляне, так же как тевтоны и др., еще на ранней стадии развития начали прославлять своих героев, мифических правителей и царей, основателей религий, династий, империй или городов, одним словом, своих национальных героев, во множестве поэтических сказаний и легенд. Истории рождения и раннего периода жизни таких личностей в особенности окутаны фантастическими элементами, которые у различных народов, несмотря на их географическую отдаленность и полную независимость друг от друга, обнаруживают удивительное сходство, а отчасти даже буквальное соответствие. Этот факт издавна поражал многих исследователей, и одна из главных проблем существующих исследований в области мифологии и по сей день заключается в выяснении причины существования таких широких аналогий между основными схемами мифических сказаний, которые представляются тем более непостижимыми в силу сходства определенных деталей и их повторения в большинстве мифологических построений*.
Теории, направленные на объяснение этих замечательных явлений в мифологии, в общем сводятся к следующим идеям:
Эта теория предполагает существование "элементарных мыслей", так что единообразие мифов является неизбежным следствием однородной направленности человеческих умов и общего характера ее проявления, которые в опре-____________________________________
*Краткий, но довольно полный обзор основных теорий мифологии и их главных сторонников можно найти в Wundt:
Volker-psychologie, Vol. II, Leipzig, 1905, S.527.
**8astian: Das Bestandige in den Menschenrassen und die Spielweise ihrer Verandertichkeit, Berlin, 1868.
деленных пределах сходны для всех времен и народов. Подобное толкование в качестве объяснения широкого распространения мифов о герое настойчиво отстаивал Адольф Бауэр (1882)*.
(2) Объяснение широко распространенных параллельных форм в фольклоре и сказках первоначальной общностью, которое впервые представил Теодор Бенфей (Pantschatantra, 1859). Зародившись в соответствующем месте (Индия), эти сказки вначале были заимствованы первично родственными (а именно, индогерманскими)** народами, а затем, сохраняя общие изначальные черты, продолжали передаваться, в конечном итоге распространившись по всей земле. Такого рода объяснение широкого распространения мифов о герое впервые было использовано Рудольфом Шубертом (1890)*".
(3) Современная теория миграции, или заимствования, согласно которой отдельные мифы зародились у определенных народов (в частности, у вавилонян) и перенимались другими народами через устные предания (в ходе торговли и во время путешествий) или литературные влияния .***.
Несложно показать, что современная теория миграции и заимствования является просто модификацией объяснения Бенфея, обусловленной вновь открывшимися и противоре- чащими такому объяснению материалами. Глубокие и обширные исследования современных ученых показали, что не Индию, а скорее Вавилон следует рассматривать в качестве прародины мифов. Кроме того, мифические сказания, по-видимому, не распространились из какой-то одной точки, а мигрировали отовсюду по всему обитаемому миру. Сказанное выдвигает на передний план идею независимости мифологических структур, идею, обобщенную Брауном
* Bauer Die Kyros Sage und Verwandtes, Sitzb. Wien. Akad, 100, 1882, S.495
** Индоарийскими, или индоевропейскими, согласно распространенному сегодня словоупотреблению. — Прим,
перев.
*** Schubert: Herodots Darstellung der Cyrussege. Breslau, 1890.
**** Cp. E.Stueken: Astral Mythen, Leipzig, 1896-1907, Part V, Moses, H.Les-smann: Die Kyrossage in Europe, Wiss. beit.
z. Jahresbericht d. stadt Realschute zu Charlottenburg, 1906._____________________________________________
(1864)* в виде основного закона самой природы человеческого разума: ничего нового никогда не изобретается, пока существует возможность копирования. Теорию элементар-
ных представлений, которую так настойчиво отстаивал Бауэр свыше четверти столетия назад, сегодня безоговорочно отвергают современные исследователи (Winckler**, Stucken), которые придерживаются теории миграции и заимствования. В действительности же при всем разнообразии существующих теорий ни резких различий, ни разногласий между их сторонниками не наблюдается, так как теория элементарных представлений не противоречит утверждениям об общем происхождении и миграции. Более того, основная проблема заключается не в том, откуда и каким образом пришел такой материал к определенным народам; вопрос состоит в том, откуда он возник изначально. Все эти теории объясняют лишь изменчивость и распространение, но не происхождение мифов. Даже Шуберт, самый заядлый оппонент точки зрения Бауэра, признает эту истину, заявляя, что все эти многочисленные героические сказания берут свое начало от единого, очень древнего прототипа. Однако сообщить нам что-либо о происхождении этого прототипа он не может. Бауэр также склоняется к этому, зани- мающему промежуточное положение, мнению*** и неоднократно указывает, что несмотря на многочисленность источников происхождения отдельных сказаний, следует признать широкие и разветвленные заимствования, наряду с первоначальной общностью концепции у родственных народов. Такой же компромиссной позиции придерживается и Лессман (1908)**** в своей недавней публикации, где он отвергает предположение о существовании элементарных____________________________________________
*Braun: Naturgeschichte d.Sage. 2 Vol., Munchen, 1864-65. Работа, в которой осуществляется возведение к общим
корням всех религиозных идеалов, легенд и систем мысли.
"Некоторые из важных работ Винклера будут упоминаться в ходе данной статьи.
***Zeitschrift f.d. Osterr. Gym., 1891, S.161, etc. Здесь же можно найти ответ Шуберта.
**** Lessmann: Object and Aim of Mythological Research. Mythol. Bibliot, I, Heft 4, Leipzig.______________________
представлений, но соглашается с тем, что первичная взаимосвязь и заимствование не исключают друг друга. Однако, как отмечает Вундт, необходимо помнить, что заимствование мифологического содержания всегда одновременно выливается в независимую мифологическую конструкцию, поскольку сохраняться неизменными могут лишь те компо- ненты содержания, которые соответствуют стадии развития мифологических представлений заимствующего народа. Смутных воспоминаний, оставшихся от предшествующих повествований, едва ли было бы достаточно для реструктурации одного и того же материала при отсутствии лежащих в его основе мотивов; именно по этой причине такие темы могут образовывать новое содержание, сходное по своим фундаментальным мотивам, несмотря на отсутствие сходных ассоциаций (WundkV6lker-Psychologie II Vol., 3 Bd., 1909). Оставим пока в стороне вопрос, касающийся способа распространения мифов о герое, и обратимся к исследованию происхождения этого мифа в целом, полностью принимая при этом, что миграция или заимствование должны быть прямо и вполне определенно продемонстрированы рядом случаев. Если же это окажется невыполнимым, следует признать правомерность других точек зрения, по крайней мере на данном этапе, а не выставлять на пути к дальнейшему продвижению вперед ненаучные аргументы, вроде тех, которыми оперирует Винклер*, утверждая, что "когда люди и их творения, полностью соответствующие друг другу, обнаруживаются в различных частях земли, мы должны сделать вывод, что они забрели туда; известно ли нам, как и когда это произошло — не имеет абсолютно никакого значения для допущения самого этого факта". Даже допуская миграцию всех мифов нам все же следует объяснить происхождение первичного мифа".
* Winckler: Die bafoytoniscrre Geisteskultur in ihren Beziehungen zur Kutturent-wicklung der Menschheit, Wissenschaft u. Bildung, Vol. 15, 1907, S.47.
** Конечно, мы не будем попусту тратить время на выяснение бесполезных вопросов относительно тогб, какой могла быть эта первая легенда, ибо, по всей вероятности, таковой никогда и не было, как не было "первой человеческой пары"_____________________________________________________________
Исследования в этом ключе несомненно помогут нам глубже разобраться в содержании мифов. Почти все авторы, занимавшиеся до сих пор интерпретацией мифов о рождении героев, находили в них олицетворение явлений природы, придерживаясь принципа "природного" толкования мифов. Новорожденный герой предстает как солнце, поднимающееся из воды, в самом начале сталкивается с низко нависшими тучами, но в конечном итоге преодолевает все препятствия (Brodbeck: Zoroaster, Leipzig, 1893, S.138). Учет всех природных (главным образом атмосферных) явлений, как это делалось первыми сторонниками такого подхода к интерпретации мифов*, или же рассмотрение мифов в более ограниченном смысле, в качестве астральных мифов (см.: Stucken, Winckler и др.) — по существу не так уж различаются, как полагают сами приверженцы каждого из
этих направлений. Вряд ли можно считать существенным прогрессом отказ от чисто солярной интерпретации, особенно пропагандируемой Фробениусом, и появление мнения, что все мифы первоначально были мифами лунного цикла — мнения, которое представил Хюзинг (Huesing: Contributions to the Kyros Myth, Berlin, 1906) и в последующем поддержал Сике (1908)**, заявивший, что такой подход является единственно правильным и очевидным объяснением всех мифов о рождении героев, причем такая точка зрения начинает приобретать популярность***. Позднее будет проделана подробная интерпретация самих мифов, поэтому здесь мы воздержимся от
* В качестве особенно неприглядного примера такого подхода можно упомянуть работу хорошо известного
мифолога "природного" уклона Шварца, касающуюся этого круга мифов: Schwartz: Der Ursprung der Stamm
und Griindungssage Poms unterdem Reflex indogermanischer Mythen, Jena, 1898.
** Frobenius: Das Zeitalter des Sonnengotten, Berlin, 1904; Huezing: Contribution to the Kyros Myth, Berlin, 1906;
Siecke: Hermes als Mondgott, Myth. Bibl. Vol. II, Bd.l, S.48.
*** Ср., например, Paul Koch: Sagen der Kbelundihre Ubereinstimmung mit der Mythologie derIndogermanen,
Berlin, 1907. Ср. также с отчасти солярной, отчасти лунной, но в любом случае совершенно однобокой
концепцией мифа о герое .Густава Фридриха (Friedrich: Grundlage, Entstehung und genaue Einzeldeutung der
bekanntesten germanischen Marchen, Mythen und Sagen, Leipzig, 1909, S.118).
k Ранк_______________________________________________________________________________________________________________________
критических комментариев относительно деталей вышеупомянутого подхода к толкованию. Астральная теория небезынтересна и, несомненно, отчасти верна, но не вполне удовлетворительна и не проясняет собственно мотивов создания мифа. В качестве возражения можно сказать, что возведение содержания мифов к тем или иным астрономи- ческим явлениям не представляет их содержание во всей полноте, и чтобы получить более ясную и простую картину взаимосвязей, нужен, пожалуй, иной подход к толкованию. Претерпевшая множество нападок теория элементарных представлений выявила, однако, один практически оставленный без внимания аспект мифологических исследований. В самом начале и в конце своей работы Бауэр подчеркивает, насколько естественнее и правдоподобнее было бы искать причину общности этих мифов в фундаментальных особенностях человеческой психики, а не в первичной общности их происхождения и миграции. Такое предположение кажется тем более оправданным, поскольку такие про- явления общего хода мыслей встречаются и в других формах и в других сферах, где подобное единогласие легко продемонстрировать.
Что же касается характера этих общих тенденций человеческого разума, то психологический анализ основного содержания определенных мифов мог бы помочь открыть источник идентичного содержания мифов всех времен и народов. Такого рода объяснение происхождения одной из сущностных составляющих мифа из общечеловеческого источника уже с успехом было опробовано относительно определенного легендарного мотива. Фрейд в своей работе Толкование сновидений показал взаимосвязь легенды об Эдипе (в которой оракул предвещает Эдипу, что тот убьет своего отца и женится на своей матери, что и происходит помимо его воли) с двумя типичными сновидениями, которые встречаются у многих современных людей. Он говорит о царе Эдипе: "Его судьба волнует нас лишь потому, что могла быть нашей собственной судьбой; ибо мы прокляты оракулом, как и он, еще до нашего рождения. Наверное, каждый из нас обречен обратить свое первое сексуальное чувство к матери, первую ненависть и агрессивность направить против отца; в этой истине нас убеждают наши сновидения. Царь Эдип, убивший своего отца Лая и женившийся ]на своей матери Иокасте, является просто исполнением [желания нашего детства"*. Наличие близкой связи между сновидением и мифом — (не только в отношении содержания, но также относительно [формы и побудительных сил этого и многих других, в том (числе собственно патологических психических проявлений — полностью оправдывает интерпретацию мифа как ["сновидения множества людей", о чем я недавно писал ((Rank: Der Kunstler, 1907). В то же время перенос метода, а отчасти и результатов применения Фрейдовой методики толкования сновидений на мифы представляется вполне оправданным, как это и было продемонстрировано на одном из примеров Абрахамом в его работе Сон и миф (1900)**
Близкая взаимосвязь между сновидением и мифом на-[ходит дальнейшее подтверждение в представленном ниже цикле мифов, нередко дающих повод для обращения к ана-[логии. Враждебная позиция наиновейшего направления в ми-[фологии (представляемого, главным образом, Обществом (сравнительных исследований в области мифологии) в от-| ношении всякой попытки установить связь между сновидением и мифом*** является, по большей части, следствием намерения ограничить параллелизм с так называемыми {кошмарами (Alptraume), как, скажем, в весьма примечательной книге Лестнера Загадка Сфинкса (1889), а
также [следствием полного неведения что касается учения Фрейда |по этим вопросам. Учение это помогает нам не только понять сами сновидения, но также раскрывает их символизм и
* Согласно Фрейду, сюжет шекспировского Гамлета также допускает подобную интерпретацию. Позднее мы увидим, как исследователи мифологии с совершенно иной точки зрения находят связь истории Гамлета со сферой мифологии.
** Journal of Nervous and Mental Disease, 1912.
|*** Ср. с точкой зрения Лесснера (Myth. Bibl., I, 4). Лишь Эренрайх признает значимость содержания сновидений для мифотворчества всех времен. Точно так же рассуждает Вундт относительно отдельных мифологических тем.
близкую связь с психическими явлениями в целом, в особенности со сновидениями наяву или фантазиями, с художественным творчеством и с некоторыми расстройствами нормальной психической деятельности. Общее во всех этих психических явлениях относится к одной психической функции, к человеческому воображению. Именно способность к воображению — человечества в целом, а не отдельного индивида — современная теория должна рассматривать как важный и, пожалуй, первостепенный фактор, благодаря которому изначально возникли все мифы. Интерпретация мифов в астральном смысле или, если говорить более точно, как своего рода альманаха событий календарного цикла, согласно Лессману — с точки зрения значимости творческого воображения человечества — поднимает вопрос: следует ли искать первые зародыши таких историй именно в небесных явлениях*, или же, напротив, уже готовые сказания совершенно иного (предположительно психического) происхождения были впоследствии лишь перенесены на небесные тела. Эренрайх в работе Общая мифология (1910) делает более определенное заявление: мифологическая эволюция, несомненно, начинается на земной почве, так как вначале необходимо накопить опыт из непосредственного окружения, прежде чем его можно будет проецировать на небесный мир. А Вундт утверждает (loc. cit., S.282), что теория, согласно которой мифология впервые зарождается на небе, а оттуда позднее спускается на землю, не только противоречит истории мифа, которой подобная миграция просто неведома, но также противоречит и психологии создания мифа, которая вынуждена отверг-__________________________
*В этом ключе высказывается Штукен (Stucken: Mose, S.432). Миф, дошедший до нас от предков, был перенесен на природные явления и истолкован натуралистическим образом, а не наоборот. "Интерпретация природы уже сама по себе представляет мотив" (S.633, Annot). Весьма похожее мы читаем и у Майера в его Истории античности (Vol. V, S.48): "Во многих случаях природная символика, отыскиваемая в мифах, лишь на поверхностный взгляд кажется присущей им или же была заложена в них вторично, как часто случалось с египетскими мифами и с Ведами; это первая попытка интерпретации, подобная интерпретациям мифов, появившимся у греков, начиная с пятого wcтолетия".____________________________________________________________________________________
нуть такое перемещение как невозможное, если учитывать внутренние основания. Мы также убеждены, что мифы*, по крайней мере изначально, являются творениями человеческого дара воображения, некогда по каким-то причинам спроецированными на небо и, судя по всему, лишь вторично перенесенными на небесные тела с их загадочными явлениями. Значение тех явных следов, которые этот перенос оставил в мифах, в виде фиксированных чисел, фигур и т.п., никоим образом не следует недооценивать, хотя происхождение их по своему характеру, предположительно было психическим; впоследствии же они были положены в основу всех календарных и астрономических исчислений, причем именно благодаря этому их значению. В общем похоже на то, что тем исследователям, которые используют исключительно "натуралистический" подход в интерпретации мифов, так или иначе, не удалось в своих попытках выяснения изначального смысла мифических сказаний полностью избежать тех психологических тенденций, что, должно быть, были присущи также и создателям мифов**. В обоих случаях мотивация идентична и приводит к одним и тем же результатам, как создателей мифов, так и интерпретаторов. В высшей степени наивно это выразил один из основателей и поборников сравнительного анализа мифов и "натуралистического" подхода к интерпретации Макс Мюллер в своих эссе (1869), где он говорит, что такой прием не только придает бессмысленным легендам собственно их значение и красоту, но также помогает свести на нет некоторые наиболее отталкивающие черты классической мифологии и пролить свет на их подлинный смысл. Такое отношение, причины которого вполне понятны, естественно, мешает мифологу предположить, что такие темы, как инцесте матерью, сестрой или дочерью, убийство отца, деда или брата, могут основываться на широко рас-
* По всем основным моментам такую же точку зрения отстаивает Тимме по отношению к сказкам. См. Adolf Thimme: Das Marchen, Vol. 2, Handbucher zur Volkskunde, Leipzig, 1909.
** Относительно такой интерпретации мифа Вундт говорил, что в действительности она, очевидно, сопровождала первоначальное мифотворчество (loc.ctt.. S.352).____________________________________________________
пространенных фантазиях, которые, согласно учению Фрейда, берут свое начало в детской психике с ее особенным пониманием внешнего мира и его обитателей. Такое неприятие является, поэтому, лишь следствием смутного и болезненного осознания и, тем самым, подтверждением действительно существующей взаимосвязи; такая реакция заставляет толкователей мифов, ради своей собственной бессознательной реабилитации, а заодно и реабилитации всего человечества, представлять эти темы в совершенно отличном от их первоначального смысла свете. То же самое внутреннее неприятие мешало создателям мифов поверить в существование столь отталкивающих мыслей, и такого рода защита, вероятно, и была первой причиной переноса данных взаимосвязей на небеса. Психологическое самоуспокоение посредством такой реабилитации через проецирование на внешние отдаленные объекты в некоторой сте- пени можно прояснить, если мы рассмотрим одну из таких интерпретаций, например, предосудительной фабулы легенды об Эдипе в трактовке одного из представителей "на- туралистического" подхода к толкованию мифов. Эдип, который убивает своего отца, женится на матери и умирает старым и слепым, — герой солнечного цикла, убивающий своего родителя — тьму; он разделяет свое ложе с матерью — сумерками, из лона которой — рассвета, он родился, и умирает ослепшим, как заходящее солнце*. Понятно, что подобная интерпретация более близка нашим умам, чем обнаружение факта, что внутренне обусловленное стремление к инцесту и убийству по отношению к ближайшим родственникам таится в фантазиях большинства людей как остаточное содержание детских представлений. Но это отнюдь не научная аргументация, и неприятие____________________________________________________________
* Ignaz Goldziher: Der Mythus be/ den Hebraern und seine geschichtliche Entwickelung, Leipzig, 1876, S.125. Согласно работе Сике (Siecke: Hermes als Mondgott, Leipzig, 1908, S.39), мифы с сюжетом кровосмешения теряют все свои странные черты при рассмотрении их как мифов цикла луны в ее связи с солнцем. Объяснение оказывается достаточно простым: дочь, новая луна, являющаяся повторением матери (полной луны), снова воссоединяется со своим отцом (солнцем) (а также братом, сыном).
такого рода, хотя и не всегда в равной мере сознательное, ввиду имеющихся фактов совершенно неоправданно. Необходимо либо примириться с подобными неблаговидными вещами, если уж считать их таковыми, либо отказаться от изучения психологических явлений. Вполне очевидно, что люди, даже в самые ранние времена и в самом наивном своем воображении никогда не могли узреть инцест и отцеубийство на небесах*; намного вероятнее, что эти идеи исходят из другого источника, очевидно, вполне человеческого. То, каким образом они были перенесены на небо и какие модификации приобрели в ходе этого — вопрос иного порядка, который не может быть решен до тех пор, пока не будут установлены психические истоки мифотворчества в целом. Во всяком случае утверждения о той роли, которую играла психическая жизнь в формировании мифов, имеют такие же основания, как и астральная концепция, и этот довод вполне подтверждается результатами применения нашего метода интерпретации. С этой целью вначале мы обратимся к мифологическому материалу легенд, психоло- гическую интерпретацию которого мы попытаемся провести в самом широком плане, отбирая из множества** этих,______________________________________________
*Можно ли этому верить? В статье Сике (Siecke: Urreligion der Indo-germanen, Berlin, 1897), где утверждается, что мифы о кровосмешении являются описательными повествованиями о наблюдаемых, но непонятных явлениях природы, автор возражает в ответ на заявление Ольденбурга (Oldenburg: Religion der Veda, S.5), предполагающего первичное тяготение мифов к теме инцеста, и замечает, что во времена Оно эта тема навязывалась рассказчику силой фактов, свидетелем которых он был, безо всякой предрасположенности к этому со своей стороны. **Об огромном разнообразии и широком распространении мифов о рождении героев свидетельствуют упомянутые работы Бауэра, Шуберта и др., всестороннее обсуждение содержания мифов с их нюансами можно найти в работах Хюзинга, Лессмана и других представителей современного направления. Бесчисленные сказки, сказания и поэмы всех времен, вплоть до драматургии и беллетристики самых недавних дней, обнаруживают весьма явные характерные мотивы этого мифа. Тема брошенных детей известна нам и по литературным произведениям: позднеантичные пасторальные темы из Эфиопки Гелиодора, Йемена и Исмении Евстафия, наконец, история о двух брошенных детях, Дафнисе и Хлое. Более поздние итальянские пасторали зачастую также основаны на историях брошенных детей, которые становились пастухами, когда их воспитывали приемные родители, но позднее их узнавали настоящие родители по особым знакам, оставшимся у них в момент отречения от них. К этому же ряду принадлежит и
семейная история из Limpl/zissimus'a (1665) Гриммельсхаузена, Titan'a (1800) Жан Поля, а также некоторые рассказы Робинсона и рыцарские романы.
главным образом биографических, мифов о героях те, что наиболее характерны и широко известны. Сами мифы будут представлены в краткой форме, в той мере, насколько это необходимо для данного исследования, с указанием источников их происхождения. Самые важные, постоянно повторяющиеся мотивы будут выделены шрифтом,
САРГОН
Вероятно, древнейшим из дошедших до нас мифов о герое является миф, датируемый периодом основания Вавилона (около 2800 г. до Р.Х.) и касающийся истории рождения его основателя, Саргона Первого. Буквальный перевод этой истории — которая, судя по характеру изложения, является, по-видимому, подлинной записью самого царя Саргона — звучит следующим образом*:
"Я, Саргон, могущественный царь, Царь Аккада. Моя мать была весталкой, отца своего я не знаю, брат же моего отца жил в горах. Мать моя, весталка, выносила меня в моем городе Азупирани, расположенном на берегу Евфрата. В укромном месте она родила меня. Она положила меня в корзину из камыша и, залив крышку смолой, опустила ее в воду, которая не поглотила меня. Река принесла меня к Акки, водоносу. Водонос Акки по доброте своего сердца вытащил меня из воды; водонос Акки вырастил меня как своего собственного сына; водонос Акки сделал меня своим садовником. Когда я работал садовником, меня полюбила Иштар, я стал царем и царствовал в течение 45 лет".__________________________________
* Различные переводы, частично искажающие текст, отличаются лишь несущественными деталями. Ср. Hommel: History of Babylonia and Assyria, Berlin, 1885: p.302 (где также можно найти истоки предания), а также A. Jeremias; The Old Testament in the Light of the Ancient Orient, Leipzig, 1906, p.410
МОИСЕЙ
Библейская история рождения Моисея, представленная в главе 2 Исхода, обнаруживает сходство с легендой о Cap-гоне и даже почти буквальное соответствие отдельных моментов*. Уже в главе 1** повествуется о том, что фараон приказал своим людям бросать в воду всех сыновей, родившихся у евреев, тогда как их дочерям разрешалось жить; причина такого распоряжения заключалась в чрезмерной плодовитости израильтян. В главе 2 говорится следующее:
"Некто из племени Левиина пошел, и взял себе жену из того же племени. Жена зачала и родила сына, и видя, что он очень красив, скрывала его три месяца. Не могши долее скрывать его, взяла корзинку из тростника, и осмолила ее асфальтом и смолою; и, положивши в нее младенца, поставила в тростнике у берега реки.
А сестра его стала вдали наблюдать, что с ним будет. И вышла дочь фараонова на реку мыться; а прислужницы ее ходили по берегу реки. Она увидела корзинку среди тростника, и послала рабыню свою взять ее. Открыла, и увидела младенца; и вот, дитя плачет; и сжалилась над ним и сказала: это из еврейских детей._________________________________
*В связи с таким сходством нередко считают, что повествование в Исходе основано на легенде о Саргоне, но при этом не
обращают должного внимания на некоторые фундаментальные различия, которые будут детально рассмотрены в ходе
интерпретации.
** Первоначально в этом древнейшем повествовании родители Моисея, как и все остальные персонажи имен не имели.
Имена были присвоены им в религозной трактовке. Глава 6 (20) гласит: "Амрам взял Иохаведу, тетку свою, себе в жены; и
она родила ему Аарона и Моисея" (и их сестру Мириам. — Числа, 26:59). Сравните также: Winckler: History of Israel. II._
И сказала сестра его дочери фараоновой: не сходить ли мне и не позвать ли к тебе кормилицу из Евреянок, чтобы она вскормила тебе младенца? Дочь фараонова сказала ей: сходи. Девица пошла, и призвала мать младенца. Дочь фараонова сказала ей: возьми младенца сего и вскорми его мне; я дам тебе плату. Женщина взяла младенца и кормила его.
И вырос младенец, и она привела его к дочери фараоновой, и он был у нее вместо сына, и нарекла имя ему Моисей*, потому что, говорила она, я из воды вынула его" Это повествование было дополнено в мифологии раввинов рассказом о событиях, предшествовавших рождению Моисея. В шестидесятый год после смерти Иосифа Фараон, правивший в то время, увидел во сне старца, державшего в руках весы со всеми
обитателями Египта на одной чаше и единственным ягненком — на другой, но тем не менее ягненок перевешивал всех египтян. Встревоженный царь тут же обратился к мудрецам и астрологам, которые объявили, что сон предсказывает, что у израильтян родится сын, который приведет к краху весь Египет. Царь был напуган и тут же повелел предавать смерти всех новорожденных детей евреев по всей стране Из-за этого тиранического приказа левит Амрам, живший в Госене, решил разлучиться со своей женой Иохаведой, дабы не обречь заведомо на верную смерть детей, зачатых от него. Но позднее его решению воспротивилась его же дочь, Мириам, которая с убежденностью прорицательницы предсказала ему, что тот ребенок, что приснился царю, выйдет из лона ее матери и станет освободителем своего народа".
Посему Амрам вернулся к своей жене после трехлетней разлуки. По истечении трех месяцев она зачала и затем родила сына, в момент рождения которого весь дом напол-
* Согласно Винклеру (Winckler Babylonian Mental Culture, p. 119), это имя означает "Водочерпий" (см. также Winckler: Ancient Oriental Studies, III, 468, etc.), что еще сильнее сближает легенду о Моисее с легендой о Саргоне, так как имя Akki означает "Я черпал воду"
** Schemot Rabba, fol 2, 4. Вторая книга Моисеева (Исход, 1: 22) гласит что астрологи рассказали фараону о женщине, вынашивающей Спасителя Израиля.______________________________________________________
нился удивительным сиянием, подтверждающим истинность пророчества (см. Bergel: Mythology of the Hebrews, Leipzig, 1882).
Подобные повествования представлены относительно рождения и родоначальника еврейской нации, Авраама. Он был сыном Фарры (Тераха), бывшего капитаном у Нимрода, и Амтелай. Перед его появлением на свет звезды открыли царю Нимроду, что ребенок, который будет рожден, свергнет с престола могущественных властителей и овладеет их землями. Царь Нимрод вознамерился убить ребенка сразу же после рождения. Но когда Фарре (Тераху) велели принести мальчика, он сказал: "Воистину у меня родился сын, но он умер". После чего он предъявил чужого ребенка, а своего собственного сына укрыл в пещере под землей, где Бог дал тому возможность кормиться молоком из пальца правой руки. Говорится, что в этой пещере Авраам оставался до третьего (согласно другим источникам, до десятого) года своей жизни (ср.: Beer: The Life of Abraham, относительно интерпретации еврейских преданий; см. также Wunsche: From Israel's Temples of Learning, Leipzig, 1907). Что касается следующего поколения, в рассказе об Исааке снова появляются те же мифологические темы. Перед его рождением царя Авимелеха предупреждают во сне не входить к Саре, ибо это принесет ему много горя. После долгого периода бесплодия она наконец рождает сына, который, будучи обречен (в этом повествовании позднее в своей жизни) быть принесенным в жертву собственным отцом (приемным отцом) Авраамом, в конце концов был спасен Богом. Но Авраам изгоняет своего сына Измаила вместе с матерью мальчика, Агари (Бытие, 20:6. См. также: Bergel, loc. cit.).
КАРНА
Близкая связь с легендой о Саргоне также наблюдается в некоторых чертах истории рождения героя Кармы из древнеиндийского эпоса* Махабхарата. Содержание легенды кратко изложено Лассеном**.
Принцесса Притха, известная также как Кунти, будучи девственницей, родила мальчика Карну, отцом которого бы/, бог солнца Сурья. Юный Карна родился с золотыми украшениями своего отца в ушах и в прочной кольчуге. Мать в своем горе утаила мальчика и оставила его на волю судеб. В адаптации Хольтцмана*** стих 1458 гласит: "И тогда я и моя служанка сплели из тростника большую корзину, накрыли ее крышкой и залили воском; в эту корзину я положила мальчика и отнесла его к реке Аква". Держась на волнах, корзина достигла Ганга, а по нему доплыла до самого города Кампа. "По берегу реки проезжал возничий, благородный друг Дхритараштры, а с ним была Радха, его прекрасная и благочестивая супруга. Она была в глубокой печали, ибо бог не подарил ей сына. Она увидела корзину в реке, которую волны прибили вплотную к берегу; она обратила на нее внимание Азиратха, который пошел и достал ее из воды". И эта чета стала заботиться о мальчике и вырастила его как своего собственного ребенка.
Позднее Кунти вышла замуж за царя Панду, который был вынужден воздерживаться от брачного ложа, ибо проклятие обрекало его умереть в объятиях своей супруги. Но Кунти, снова зачав от бога, рождает трех сыновей; один из них рождается в берлоге волка. Вскоре Панду умирает в объ-
* В этой связи также следует упомянуть индусскую легенду о рождении мифического царя, носившего титул
Викрамадитья. Здесь снова повторяется бесплодный брак родителей, чудотворное зачатие, зловещие
предостережения, брошенный в лесу мальчик, его вскармливание медом, и наконец, его признание отцом (см. Julg:
** Hindu Legends. Karlsruhe, 1846, Part II, p. 117-127
*** Hindu Legends, I. c.______________________________________________________________ _________
ятиях своей второй жены. Сыновья растут, и на устроенном ими турнире появляется Карна, дабы помериться силами с лучшим из воинов, с Арджуной, сыном Кунти. Арждуна с презрением отказывается сражаться с сыном возничего. Чтобы сделать его достойным противником, один из присутствующих на турнире нарекает его царем. Тем временем Кунти узнает в Карне своего сына по божественной отметине и умоляет его отказаться от поединка со своим братом, открыв ему тайну его рождения. Но Карна принимает ее откровение за вымысел и продолжает настаивать на своем желании. Он погибает в поединке, сраженный стрелой Арджуны. (Ср. с подробным рассказом в Lefmann: History of Ancient India, Berlin, 1890, p.181, etseq.)
Поразительное сходство в отношении структуры в целом можно обнаружить между легендой о Карне и историей рождения Иона, родоначальника ионийцев, о котором сравнительно позднее предание повествует*:
В пещере скалы Афинского Акрополя Аполлон и Креуса, дочь Эрехтея, зачали сына. В этой же пещере мальчик родился и был брошен на произвол судьбы; мать оставила ребенка в плетеной корзине, в надежде на то, что Аполлон не позволит своему сыну погибнуть. По велению Аполлона той же ночью Гермес относит ребенка в Дельфы, где утром на пороге храма его находит жрица. Она воспитывает ребенка, и когда мальчик становится юношей, делает его служителем храма. Позднее Эрехтей отдает свою Креусу в жены Ксуту. Так как их брак долгое время оставался бездетным, супруги обратились к Дельфийскому оракулу, моля о благословении потомством. Бог открывает Ксуту, что первый, кого он встретит, покинув святилище, будет его сын. Тот спешит выйти из храма и встречает юношу, которого радостно приветствует как своего сына и дает ему имя Некоторое означает "ходок". Креуса отказывается принять юношу в качестве сына, ее попытка отравить его терпит_______________
*В отношении Иона Еврипида см. Roscher (ed.): Extensive Dictionary of Greek and Roman Mythology. Там, где не приводится другого источника, все греческие и римские мифы взяты из этого издания, в котором также приведен перечень всех источников.
неудачу, и взбешенные люди восстают против нее. Ион намерен напасть на Креусу, но Аполлон, не желая, чтобы сын убил свою мать, озаряет разум жрицы истиной. По корзине, в которой нашли новорожденного, Креуса признает в нем своего сына и открывает ему тайну его рождения.
ЭДИП
Родители Эдипа, Царь Лай и его жена Иокаста, долгое время жили в бездетном браке. Лай, страстно желавший иметь наследника, обратился за наущением к Дельфийскому Аполлону. Оракул поведал ему, что он может иметь сына, если он того желает, но судьбою предрешено, что он будет убит своим сыном. Опасаясь исполнения предсказания, Лай воздерживается от брачного ложа, но однажды, в состоянии опьянения, ему удается невольно зачать сына, ко- торого он повелевает бросить в реку Киферон спустя три для после рождения. Для полной уверенности в том, что ребенок погибнет, Лай приказывает проколоть ему икры. Согласно пересказу Софокла, который, однако, нельзя считать самым древним, пастух, получивший приказ бросить мальчика, отдает его пастуху царя Коринфа Полиба, при дворе которого, согласно общепринятой версии, тот и вырастает. Согласно другим источникам мальчик был брошен в корзине в море и вытащен из воды Перибойей, женой царя Полиба, которая полоскала белье у берега*. Полиб вырастил его как собственного сына. Эдип, случайно узнав, что он найденыш, спрашивает Дельфийского оракула о своих настоящих родителях, но в ответ получает пророчество о том, что убьет своего отца и возьмет в жены свою мать. Полагая, что пророчество относится к его приемным родителям, Эдип бежит из Коринфа в Фивы, но по пути, сам того не ведая, убивает своего отца___________
'Согласно Бетхе (Bettie- Thebanische Heldenlieder), в первоначальной версии мальчик был брошен в воду. По другим версиям мальчик был найден и воспитан табунщиками, согласно более позднему мифу — крестьянином Мелибием.
Лая. Отгадав загадку Сфинкса, он освобождает Фивы от этого бедствия — чудовища, пожирающего людей — ив награду получает руку Иокасты, своей матери, а также престол
своего отца. Воспроизведение этих трагических событий и несчастий, постигших впоследствии Эдипа, стало излюбленной темой театральных представлений греческих трагиков.
По схеме мифа об Эдипе* был создан целый ряд христианских легенд, и в качестве образца их может служить обобщенное содержание легенды об Иуде. Перед его рождением его мать, Циборея, во сне получает предупреждение, что родит дурного сына на горе всему его народу. Родители, положив мальчика в корзину, бросают его в море. Волны выносят ребенка на берег острова Скариот, где его находит бездетная царица и воспитывает как собственного сына. Позднее у царской четы рождается собственный сын, и найденыш, чувствуя пренебрежение к себе, убивает своего молочного брата. Бежав из страны, он поступает на службу при дворе Пилата, который делает его своим доверенным лицом и ставит во главе всех своих домочадцев. В драке Иуда убивает соседа, не подозревая, что это его отец. Затем вдова убитого, то есть мать Иуды, становится его женой. Обнаружив чудовищную правду о себе, он раскаивается и обращается к Спасителю, который делает его одним из своих апостолов. О его предательстве Иисуса известно из Библии.
Легенда о Св. Григории — тема рассказа Гартмана фон Ауэ — представляет собой более усложненный пример из этого мифологического цикла. Григория, ребенка от кро- восмесительной связи любовников из царствующего рода, мать бросает в корзине в море; его спасают и воспитывают рыбаки, а затем он обучается в монастыре для служения в церкви. Но он предпочитает жизнь рыцаря, одерживает победы в сражениях и в награду получает руку принцессы,(своей матери. Узнав об инцесте, он в течение семнадцати лет вершит свое покаяние на скале посреди моря и, нако-___________________________________________
*Весь этот материал обсуждался в Rank: Das Inzest-Motiv in Dichtung und Sage, 1912, X._____________________
нец, становится Папой по велению Господа. (Cp.Cholevicas: History of German Poetry, According to the Antique Elements.) Весьма сходной является персидская легенда о царе Да- рабе, рассказанная царем Фирдоуси в Книге Царей (см. также Spiegel: Eranische Altertumskunde, II, S.584). Последний киранин Бехмен назначил в качестве преемника свою дочь и одновременно жену Хумай, в связи с чем его сын Сасан, разбитый горем, ушел, чтобы жить в уединении. Вскоре после смерти мужа Хумай родила сына, от которого решила избавиться. Его поместили к корзину и бросили ее в Евфрат; корзина плыла вниз по течению, пока не остановилась у камня, положенного в воду дубильщиками кожи. Кожевник нашел корзину с ребенком и отнес мальчика к жене, недавно потерявшей собственного ребенка. Супруги решили оставить найденыша, и по мере того, как мальчик рос, он становился все сильнее, так что вскоре другие дети уже не могли противостоять ему. Мальчику не нравилось ремесло отца, и он стал воином. Он заставил свою приемную мать открыть тайну его происхождения и присоединился к армии, которую в то время Хумай послала на войну с царем Рума. Своей храбростью он привлек к себе внимание Хумай, и та с готовностью признала в нем своего сына и назвала его своим преемником.
ПАРИС
О рождении Париса рассказывает Аполлодор.
У царя Приама и его жены Гекубы был сын Гектор. Когда Гекуба должна была родить другого ребенка, ей приснилось, что она родила горящее бревно, от которого загорелся весь город. Приам обратился за советом к Эсаку, своему сыну от первой жены Арисбы, мастеру в толковании сновидений. Эсак объявил, что ребенок навлечет на город беду и посоветовал избавиться от него. Приам отдал маленького мальчика рабу, который отнес его на вершину горы Ида; звали этого человека Агелай. На протяжении пяти дней ребенка кормила своим молоком медведица. Когда Агелай по стечении пяти дней нашел ребенка все еще живым, он взял его и отнес домой, чтобы самому вырастить его. Он назвал мальчика Парисом, но когда ребенок вырос в сильного и красивого юношу, его стали звать Александром, за то, что он охранял стада и дрался с разбойниками. Вскоре он узнал, кто его настоящие родители. Как это произошло, рассказывает Хигин. По его изложению, младенца нашли пастухи. Однажды к этим пастухам явились посыльные от Приама за быком, который должен был служить наградой победителю в состязаниях, устроенных в память о Парисе. Они выбрали быка, который так сильно нравился Парису, что он последовал за людьми, которые увели животное, принял участие в состязаниях и выиграл приз. Это вызвало гнев его брата Деифоба, который прифозил ему мечом, но его сестра Касссандра узнала в нем своего брата, и Приам с
радостью принял его как своего сына. Несчастье, которое позднее Парис своим похищением Елены принес семье и родному городу, хорошо известно из поэм Гомера, а также предшествовавших им и последовавших за ними — их пролога и эпилога. Определенное сходство с рассказом о рождении Париса имеет поэма о Зале, из персидского героико-легендарного цикла Фирдоуси. Царю Систана, Саму, одна из его жен родила первенца. Но так как у ребенка были белые волосы, мать скрыла факт его рождения. Однако служанка рассказывает царю о рождении сына. Огорченный Сам приказывает избавиться от ребенка. Слуги относят его на вершину горы Эльбурс, где его вскармливает могущественная птица Сомург. Уже вполне взрослым юношу видят путники из проходящего мимо каравана, которые называют его "тот, кому в кормилицы годится птица". Однажды царь Сам видит во сне своего сына и отправляется на поиски брошенного ребенка. Он не может добраться до вершины высокой скалы, где в конце концов он увидел юношу. Но Сомург несет сына вниз, к царю, который радостно приветствует его и назначает своим преемником. Тегейский царь Алей узнает от оракула, что его сыновья погибнут от руки потомка его дочери. Поэтому он делает свою дочь Авгу жрицей богини Афины и грозит ей смертью, если она посмеет разделить ложе с мужчиной. Но Геракл во время своего похода против Авгия оказывается в качестве гостя в храме Афины и видит девушку; опьянев от выпитого вина, он берет ее силой. Алей, узнав о беременности дочери, приказал Навплию, бывалому моряку, бросить ее в море. Но на пути к морю, на Пар-фенийской горе, Авга родила Телефа, и Навплий, вопреки полученному приказу, доставил ее и ребенка в Мизию, где передал их царю Тевфранту.
Согласно другой версии, Авга, будучи жрицей, втайне родила ребенка и скрывала его в храме. Алей, узнав об этом святотатстве, приказал отнести ребенка в Парфенийские горы и бросить там*, а Навплию велел продать мать в чужие земли или убить ее. И тот отдал ее в руки Тевфранта.
Согласно распространенной в настоящее время версии, Авга бросает новорожденного младенца и бежит в Мизию, где бездетный царь Тевфрант удочеряет ее. Однако мальчик не умирает; его вскормила лань, а затем нашли пастухи, которые и принесли его царю Корифу. Царь воспитывает его как своего сына. Когда Телеф становится юношей, он по совету оракула отправляется в Миэию искать свою мать. Он спасает Тевфранта от грозящих ему врагов и в награду получает в супруги предполагаемую дочь царя, а на самом деле свою собственную мать, Авгу. Но она отказывается от Телефа, и когда тот в ярости уже готов пронзить непокорную своим_________________________
*По версии Еврипида, трагедии которого Лева и Телеф дошли до нас, Алей велит бросить мать и ребенка в сундуке в море, но благодаря покровительству Афины, сундук был вынесен к устью мизийской реки Каикос. Там его находит Тевфрант, который берет Авгу себе в жены, а ее ребенка принимает з свой дом как приемного сына.
мечом, она взывает в отчаянии к своему возлюбленному Гераклу, и таким образом Телеф узнает свою мать. После смерти Тевфранта от становится царем Мизии.
ПЕРСЕЙ
Царь Аргоса Акрисий дожил до преклонного возраста, не имея потомков мужского пола. Мечтая о сыне, он обращается за советом к Дельфийскому оракулу. Но тот предостерегает его об опасности от отпрысков мужского пола и сообщает, что его дочь, Даная, родит сына, от руки которого он погибнет. Чтобы не допустить этого, Акрисий приказал заточить свою дочь в железной башне и тщательно охранять. Но Зевс, в виде золотого дождя, просочился сквозь крышу, и Даная стала матерью мальчика*.
Однажды Акрисий услышал голос Персея из комнаты, в которой была заточена его дочь, и таким образом узнал, что она родила ребенка. Он убивает кормилицу, а дочь с ее сыном ставит перед домашним алтарем Зевса, дабы под клятвой выпытать у нее настоящее имя отца. Однако он отказывается верить, вопреки клятвам дочери, что отцом является Зевс, и помещает ее вместе с ребенком в сундук", который бросают в море. Волны приносят сундук к берегам острова Сериф, где мать с ребенком, выловив их из моря сетью, 'спасает рыбак Диктис, обычно упоминаемый как брат царя Полидекта. Диктис приводит их к себе в дом и оставляет как своих родственников. В прекрасную мать влюбляется Полидект, но так как на его пути стоит Персей, он пытается избавиться от него и посылает его за головой Медузы Горгоны. Но вопреки ожиданиям царя Персей справляется с этим сложным заданием, а кроме этого совершает еще целый ряд героических подвигов. Во время
"Другие, более поздние авторы, включая Пиндара, утверждают, что Даная зачала не от Зевса, а от брата своего отца. Симонид из Кеоса (fr 37, ed. Bergk) говорит о прочном как железо сундуке, в котором Данаю бросили в море (Geibel: Klassisches Lieder-buch, S.52).
состязаний, бросив диск, он случайно убивает своего деда, как и было предсказано оракулом. Он становится царем Аргоса, затем Тиринфа и основателем Микен*.
ГИЛЬГАМЕШ
Элиан (ок. 200 г.н.э.) в своих Рассказах о животных приводит историю о мальчике, которого спас орел".
"Животным свойственна любовь к человеку. Известен орел, вскормивший ребенка. Я расскажу историю целиком в доказательство моего утверждения. Когда вавилонянами правил Зеухорос, Халдеи — прорицатели судеб поведали, что сын дочери царя отнимет царство у деда; таков был вердикт пророчества Халдеев. Царя ужаснуло это проро- чество, и, образно говоря, он стал вторым Акрисием для своей дочери и установил за ней строжайший надзор. Но судьба оказалась хитрее вавилонянина, и его дочь втайне зачала от ничем не приметного мужчины. В страхе перед гневом царя стражники сбросили ребенка вниз с Акрополя, где пребывала в заточении царская дочь. Падающего ребенка заметил свои острым глазом орел и прежде, чем мальчик ударился о землю, подхватил его на спину и с большой осторожностью опустил вниз, в сад. Садовник, увидев прекрасного мальчика, обрадовался и воспитал его. Мальчик получил имя Гильгамеш и стал царем Вавилонии. Если кто-то посчитает рассказанное сказкой, то мне нечего до- бавить, хотя я разузнал об этой истории все, что только смог. От перса Ахемена, от которого пошла персидская знать, я также слышал, что он был воспитанником орла""*.
* Согласно Хюзингу, миф о Персее в нескольких вариациях встречается также в Японии. Ср. также Sydney Hartland: Legend of Perseus, 1894-96, 3vol., London.
*** О Птолемее, сыне Лага и Арсиной, также говорится, что орел защищал брошенного мальчика своими
крыльями от солнца, дождя и хищных птиц.__________________________________________________
КИР
Миф о Кире, который большинство исследователей без достаточных на то оснований помещают в центре всего этого мифологического цикла, дошел до нас в нескольких версиях. По Геродоту (ок. 450 г. до Р.Х.), который утверждал (I, 95), что из четырех известных ему изложений он выбрал наименее щедрый на "славословие" вариант, история рождения и юности Кира звучит следующим образом (I, 107. et seq.)*. После Киаксара Мидие правил его сын Астиаг, у которого была дочь по имени Мандана. Однажды во сне он увидел, что из дочери вышло столько воды, что ее хватило бы на то, чтобы затопить весь город и залить всю Азию. Он пересказал свой сон мудрецам— толкователям сновидений и был в большом страхе от того, что они ему поведали Когда Мандана выросла, отец отдал ее в жены, но не мидийцу, равному себе по, рождению, а персу по имени Камбиз. Этот человек был из хорошего рода и вел достойную и размеренную жизнь. Царь считал, что тот по положению ниже мидийца из среднего сословия. В первый год после того как Мандана стала женой Камбиза, Астиаг увидел дру- гой сон. Ему приснилось, что из лона его дочери выросла виноградная лоза, которая укрыла тенью всю Азию. После того, как царь снова пересказал сон толкователям снови- дений, он послал за дочерью, которая была беременна, и по ее прибытии из Персии внимательно наблюдал за ней, так как намеревался убить ее отпрыска. Ибо мудрецы — толкователи сновидений предсказали ему, что сын его дочери займет его место на престоле. Намереваясь избежать такой судьбы, царь подождал пока родится Кир, а затем послал за Гарпагом, своим родственником и самым близким доверенным лицом изо всех мидийцев, которому он поручал все свои дела. Царь обратился к Гарпагу следую-____
* F.E.Lange: Herodot's Geschichten (Reclam). Ср. также Duncker History of Antiquity, Leipzig, 1880, N5, h.256, et seq.
щим образом: "Мой дорогой Гарпаг, я поручаю тебе дело, которое ты должен добросовестно выполнить. Но не обмани меня, и пусть никто больше тебе в нем не помогает, иначе тебе придется худо. Возьми мальчика, которого родила Мандана, отнеси его домой и убей. После этого можешь похоронить его так, как сочтешь нужным". И Гарпаг ответил: "Великий царь, не было такого, чтобы твой слуга ослушался тебя, и впредь я никогда не согрешу пред тобою. Если такова твоя воля, то мне надлежит неукоснительно исполнить ее". После этих слов младенца со всеми его украшениями передали в руки Гарпага, обрекая на смерть, и тот, роняя слезы, отправился домой. Прибыв домой, он рассказал своей жене обо всем, что велел ему Астиаг. Та спросила: "И что же ты собираешься делать?" И он ответил: "Я не подчинюсь Астиагу, даже если он будет гневаться в десять раз сильнее, чем обычно. Я не сделаю то, чего он желает, и не пойду на такое убийство. На это у меня есть ряд причин: во-первых, мальчик — мой кровный родственник; кроме того Астиаг стар и у него нет наследника мужского пола. Когда он умрет, на престоле окажется его дочь, сына которой он велит мне сейчас убить, разве не окажусь я тогда в величайшей опасности? Однако, ради моей же безопасности мальчик должен умереть. Но не я буду его убийцей, а один из людей Астиага". Сказав это, он тут же отправил гонца к одному из царевых пастухов по имени Митридат, который, как ему стало известно, держал стадо на горном пастбище, где было много диких зверей. Жена пастуха также была рабыней Астиага, и звали ее Кино по-гречески или Спако (сука) по-мидийски. Когда вызванный Гарпагом пастух явился, тот сказал ему: "Астиаг велел, чтобы ты взял этого мальчика и бросил на самой дикой из гор, дабы он как можно скорее погиб; царь велел мне передать тебе: если ты не убьешь мальчика, а каким-либо образом позволишь ему жить, то ты сам умрешь самой постыдной смертью. А я назначен проследить, чтобы от ребенка действительно избавились". Выслушав это, пастух взял мальчика, отправился домой и наконец прибыл в свою хижину. Его жена была беременна, и случилось так, что, промучившись целый день в предродовых схватках, она вот-вот должна была родить, когда ее муж отправился в город. Они очень беспокоились друг о друге. И когда пастух так неожиданно вернулся, первое, что спросила женщина — зачем его так поспешно вызвал Гарпаг. И он ответил: "Моя дорогая жена, лучше бы я никогда не видел и не слышал того, что было в городе и что сталось с нашими хозяевами. Дом Гарпага был полон крика и плача. Это встревожило меня, но я вошел, и вскоре увидел младенца, одетого в золото и красивые одежды, который лежал передо мной, плача и размахивая руками и ногами. Когда Гарпаг увидел меня, то велел быстро взять мальчика и отнести его в самое дикое место в горах. Он сказал, что так приказал Астиаг и что меня ждет страшная кара, если я ослушаюсь. Я взял ребенка и ушел с ним, полагая, что он принадлежит кому-то из слуг, ибо другое мне не приходило на ум. Но по пути от одного из слуг, который вручил мне мальчика и вывел из города, я узнал всю правду. Это сын Манданы, дочери Астиага и Камбиза, сына Кира; Астиаг обрек его на гибель. Смотри, вот мальчик".
С этими словами пастух распеленал ребенка и показал его жене; когда женщина увидела крепкого и красивого младенца, она заплакала, упала в ноги мужу и стала умолять его не губить ребенка. Но тот ответил, что не может ослушаться, ибо Гарпаг пошлет слуг, чтобы проследить, все ли было сделано как велено. Тогда она заговорила снова: "Если в тебе еще осталось сострадание, сделай вот что: я родила мертвого ребенка; возьми его и оставь в горах, так чтобы слуги могли увидеть его брошенным, а сына дочери Астиага мы вырастим как нашего собственного ребенка. Так тебя не сочтут слугой, ослушавшимся господина, а сами мы сделаем доброе дело. Нашего мертворожденного ребенка по- царски похоронят, а жизнь живого будет сохранена". Пастух сделал так, как просила и советовала жена. Он положил своего собственного ребенка, одетого в пышное убранство другого, в корзину и оставил на самой пустынной горе. Тремя днями позднее он объявил Гарпагу, что может показать ему труп мальчика. Гарпаг послал своих самых верных стражников и приказал им похоронить сына пастуха. Второго же мальчика, который позднее стал известен как Кир, выкормила жена пастуха. Они не называли его Киром, а дали ему другое имя.
Когда мальчику было двенадцать лет, истина открылась, благодаря следующему случаю. Мальчик играл на дороге со сверстниками в деревне, где содержался скот. Мальчики играли в "царя" и выбрали царем предполагаемого сына пастуха*
Он одним велел строить дома, другим — носить пики; одного сделал царским стражем, другого — посланником; короче говоря, каждому было определено его дело. Однако один из игравших мальчиков был сыном Артембара, уважаемого среди мидян человека, и когда он отказался делать то, что велел Кир, последний приказал остальным мальчикам схватить его. Те повиновались, и Кир в наказание отстегал ослушавшегося. Мальчик сильно рассердился, что с ним так обошлись. И когда его отпустили, побежал в город и пожаловался отцу на то, как поступил с ним Кир. Он не упоминал имени Кира, ибо тогда его еще так не называли. Но сказал, что это был просто сын пастуха. Разгневанный Артембар отправился с сыном к Астиагу, чтобы пожаловаться на такое недостойное обращение с его отпрыском, и сказал следующее: "Великий царь, твой слуга, сын пастуха, возмутительно обошелся с моим сыном", — и показал царю плечи своего сына. Выслушав и увидев все, Астиаг, дабы утешить Артембара, решил наказать юношу и послал за пастухом и его сыном. Когда их привели, Астиаг посмотрел на Кира и сказал: "Ты, сын простолюдина, имел наглость так недостойно обойтись с сыном человека, которого я глу-__________________________________________
* i акая же "игра в царя" встречается в индийском мифе о Кандрагугтте, родоначальнике династии Маурйя, которого его мать сразу после рождения оставила в корзине у ворот коровника, где его нашел пастух, он же его и вырастил. Позднее мальчик пришел к охотнику, где как сын пастуха стал играть с другими детьми в "царя" и как царь приказывал отсекать кисти и ступни опасным преступникам. (Тема увечья встречается также и в сказании о Кире и в общем является широко распространенной.) По его же приказу отсеченные конечности возвращались на прежнее место. Когда Канакйя однажды увидел детей за игрой, мальчик ему очень понравился, и он купил его у охотника; дома он обнаружил что мальчик — это Маурйя. (Lassen: Indische Attertumskunde, II. 196, Annot. 1.)
боко уважаю!" И тот ответил: "Повелитель, он получил лишь должное. Ибо мальчики, среди которых был и он, играя в деревне, выбрали меня царем, считая, что я лучше всех справлюсь с этой ролью. И все они делали то, что им было велено, лишь один он не повиновался и не обращал на меня никакого внимания. За это и получил по заслугам. Если я заслужил наказание, то я готов принять его".
Когда мальчик заговорил подобным образом, Астиаг сразу признал его. Ибо в чертах его лица разглядел свои собственные, да и отвечал тот, как подобает юноше знатного происхождения; кроме того, время, прошедшее с тех пор, как он избавился от внука, отвечало возрасту мальчика. Это поразило сердце царя, и на какое-то время он потерял дар речи. С трудом взяв себя в руки, он заговорил, дабы избавиться от Артембара и иметь возможность расспросить пастуха без свидетелей. "Мой дорогой Артебар, — сказал он, — я позабочусь о том, чтобы ни у тебя, ни у твоего сына больше не было никаких причин для жалоб". С этими словами он отпустил Артембара. Кира же, по велению Ас-гиага, слуги повели во дворец, а пастуху пришлось остаться. Астиаг, оказавшись наедине с пастухом, стал расспрашивать того, откуда у него этот мальчик и кто передал ему этого ребенка. Но пастух сказал, что это его собственный сын, и что женщина, родившая его живет с ним, Астиаг же сказал, что пастух поступает очень неразумно, что его ждут самые суровые пытки, и велел стражникам схватить его Под угрозой пыток пастух сознался во всем и, рассказав всю правду, от начала до конца, стал просить и умолять о прощении и помиловании. Тем временем Астиаг пришел в ярость, гневаясь не столько на пастуха, открывшего ему истину, сколько на Гарпага; он приказал стражникам вызвать его, и когда тот предстал перед Астиагом, спросил следующее: "Мой дорогой Гарпаг, как ты лишил жизни сына моей дочери, которого я некогда вручил тебе?" Видя стоящего рядом пастуха, Гарпаг из страха тут же быть уличенным во лжи не решился прибегнуть к ухищрениям и рассказал правду. Астиаг умерил свой гнев, вызванный Гарпагом, и сначала рассказал ему все, что узнал от пастуха, а затем упомянул, что мальчик жив и что все обернулось к лучшему.
Он сказал, что глубоко сожалеет о том, как поступил с ребенком, и что упреки дочери ранили его душу. "Но раз уж все закончилось хорошо, пришли своего сына приветство- вать вновь прибывшего, а сам раздели трапезу со мной, ибо я намерен дать пир в честь богов, которые свершили все это".
Услышав такие слова, Гарпаг упал в ноги царю, поздравляя себя с тем, что его непослушание обернулось столь удачно, и с тем, что он приглашен к царскому столу в оз- наменование счастливого исхода событий. Он отправился домой и по прибытии тут же отослал своего единственного сына, мальчика тринадцати лет, велев ему отправляться к Астиагу и делать то, что прикажут. Затем Гарпаг радостно поведал жене, что выпало на его долю. Однако Астиаг убил сына Гарпага, когда тот явился к нему, расчленил его тело на куски и одну часть плоти зажарил, а другую сварил; когда все было исполнено, оставалось только ждать. Когда подошло время трапезы, явился Гарпаг и другие гости.
Стол с яствами из баранины поставили перед Астиагом и другими; Гарпагу же подали плоть его собственного сына, лишь без головы, кистей и ступней. Недостающие части были спрятаны в корзине. Когда Гарпаг насытился, Астиаг спросил его, вкусным ли было мясо, и когда Гарпаг ответил, что оно ему очень понравилось, слуги, которым было велено сделать так, принесли в корзине голову его сына, кисти и ступни и, подойдя к Гарпагу, попросили его открыть корзину и взять то, что ему понравится. Гарпаг послушался и, открыв корзину, увидел останки своего сына. Но он не дал волю своему ужасу. Тогда Астиаг спросил его, знает ли он, что за дичь отведал; и Гарпаг ответил, что прекрасно знает, и что бы царь ни сделал, все сделано правильно. Сказав так, он собрал останки своего сына и отправился домой, очевидно, собираясь похоронить их. Такова была месть Астиага Гарпагу. Что же касается Кира, то царь созвал совет и собрал тех же мудрецов, что толковали ему сновидение, и напомнил им о том, как они однажды объяснили виденное им во сне. И мудрецы отвечали ему, что мальчик должен стать царем, если остался жив, а не умер преждевременно. На что Астиаг им поведал: "Мальчик жив и находится здесь. Когда он играл в деревне, дети выбрали его своим царем. И он делал все так, как делают настоящие цари, ибо он назначил для себя как для господина стражу, привратников, посланников и тому подобное. Как вы истолкуете это?" И мудрецы ответили: "Если мальчик жив и уже был избран царем без чьей-либо помощи, то ты можешь больше не беспокоиться и воспрянуть ,ухом, ибо царем он уже не будет. Немало из наших пророчеств уже сбылось, обернувшись сущими мелочами, то, то основывается на сновидениях, часто оказывается вовсе пустым". На что Астиаг сказал: "Я полностью согласен с вами, прорицатели, что сон сбылся, когда мальчик стал царем лишь по имени, и что мне не стоит больше опасаться его. И все же для пущей предусмотрительности посоветуйте мне, что будет наиболее безопасным для моего двора и для вас самих". И тогда маги сказали: "Отошли мальчика прочь с глаз твоих, отправь его в землю персов, к его родителям". Услышав это, Астиаг остался очень доволен. Он послал за Киром и сказал ему: "Сын мой, введенный в заблуждение лживым сновидением, я причинил тебе великое зло, но твоя счастливая судьба спасла тебя. Теперь же не унывай и отправляйся в землю персов; я позабочусь, дабы дорога твоя была безопасной. Там ты найдешь совсем другого отца и совсем другую мать, совсем не похожих на пастухов, Митридата и его жену". Так сказал Астиаг, и Кир был отослан прочь. Когда он прибыл в дом Камбиза, его родители, узнав, кто он такой, приняли его с великой радостью, ибо они считали его погибшим, и им очень хотелось узнать, как ему удалось уцелеть. Кир рассказал им, что считал себя сыном пастуха, но узнал всю правду по дороге сюда от своих спутников, посланных Астиагом вместе с ним. Он поведал о том, что его спасла жена пастуха, и все время хорошо отзывался о ней. Спако занимала важное место во всем его рассказе. Родителям запомнилось это имя; спасение ребенка казалось, таким образом, еще более чудесным, так была заложена основа мифа о том, что брошенного Кира вскормила сука.
Позднее Кир, подстрекаемый Гарпагом, настроил персов против Мидии. Была объявлена война, и Кир во главе
персов в сражении завоевал Мидию. Астиаг был взят в плен, но Кир не причинил ему вреда, а просто держал при себе до самой его кончины. Повествование Геродота заканчивается словами: "И с тех пор Азией правили персы и Кир. Так Кир родился, вырос и стал царем" Версия Помпея Трога сохранилась лишь в виде выдержек в изложении Юстина*. У Астиага была дочь, но не было наследника мужского пола. Во сне он увидел, как из лона дочери выросла виноградная лоза, побеги которой укрыли тенью всю Азию. Толкователи сновидений объявили, что это видение пророчествует о величии его внука, коего родит его дочь, но также предвещает потерю всех его владений. Чтобы избежать этого, Астиаг не отдал свою, дочь в жены ни известному человеку, ни индийцу, дабы не поднимать положение сво- его внука еще и сословием его отца; он выдал ее за Кам-биза, человека среднего сословия из персов, народа тогда еще малоизвестного. Но этого оказалось мало, чтобы избавиться от страхов, и Астиаг вызывает к себе свою беременную дочь, чтобы младенец был уничтожен перед его глазами. Когда мальчик родился, царь отдал его Гарпагу, своему другу и доверенному лицу, чтобы тот убил его. Из боязни, что дочь Астиага отомстит ему за смерть своего ребенка, когда взойдет на престол после смерти отца, Гар-паг отдал мальчика царскому пастуху, чтобы тот избавился от него. Случилось так, что в одно время с Киром
родился сын и у пастуха. Когда жена пастуха узнала, что царского ребенка бросили в лесу, она взмолилась, чтобы его принесли к ней и она смогла бы взглянуть на него. Тронутый ее мольбами пастух вернулся в лес. Там он нашел суку, отгоняющую зверей и птиц от младенца и кормящую его своим молоком. От этого зрелища у пастуха, как перед этим у суки, проснулось сострадание, он взял мальчика и отнес его домой; сука же в большом волнении последовала за ним.__________________________________________________________
*Justinus. Extract from Pompeius Trogus' Philippian History, I, 4-7 На сколько это следует из выдержек из Юстина, источником повествования Трога являются персидские сказания Дейнона (написанные в первой половине четвертого столетия до Р X.)-_____________________________________________________________________
Когда жена пастуха взяла мальчика на руки, тот улыбнулся ей, как будто уже знал ее, а так как он был очень крепким и снискал ее расположение милой улыбкой, она настойчиво просила пастуха разрешить ей оставить ребенка (а вместо него отнести в лес ее собственного сына)*, так как либо возлагала на него надежды, либо просто хотела ему блага. Таким образом, два мальчика обменялись жребиями: одного вырастили вместо ребенка пастуха, а другого бросили в лесу вместо царского внука.
Продолжение этого, по-видимому, более раннего сказания, по существу, совпадает с историей, поведанной Геродотом.
Совершенно иная версия мифа о Кире дошла до нас в изложении современника Геродота, Ктесия, (оригинал был утерян, но частично его можно возместить отрывком из Николая Дамаскина)**.
В этом отрывке из Дамаскина обобщается повествование Ктесия, само по себе более объемное, чем его книга по истории Персии в целом. Говорится о том, что Астиаг был достойнейшим из царей Мидии после Абака. Во времена его царствования произошли огромные преобразования, в результате которых власть от мидян перешла к персам; случилось это следующим образом: у мидийцев существовал закон, согласно которому, если бедняк пришел к богатому человеку за помощью и отдался на его милость, тот должен был его одеть и накормить и оставить у себя как раба. Если же богатый отказывал бедняку в этом, тот волен был обратиться в другое место. Таким образом, юноша по имени Кир, мард по происхождению, пришел к царскому слуге, возглавлявшему дворцовых уборщиков. Кир был сыном Атридата, которого бедность вынудила заняться разбоем, жена его Аргоста, мать Кира, зарабатывая себе на жизнь, пасла коз. Кир решился на то, чтобы ради куска хлеба насущного помогать убирать дворец. Так как он был усерден в работе, его начальник дал ему лучшие одеж-______________________________________________________________________
* Утверждают, что слова, выделенные скобками, в некоторых рукописях отсутствуют
ды и определил к той челяди, что убирает внутренние покои царского дворца, передав его в подчинение их управляющему, однако этот человек был жесток и часто наказывал Кира, тот оставил его и ушел к факельщику, которому Кир понравился, и он приблизил его к царю, назначив одним из царских факельщиков. Отличившись и в этой новой должности, Кир перешел к Артембару, главному виночерпию, который сам подносил кубок царю. Артембар охотно принял Кира и поручил ему разливать вино гостям у царского стола. Очень скоро Астиаг, заметив, что Кир ловок и проворен в службе и изящно подает кубок с вином, спросил Артембара, откуда сей юноша, который столь искусен как виночерпий. "О господин, — ответил тот, — сей юноша твой раб, перс по происхождению из племени мардов, и пришел он ко мне, дабы зарабатывать на жизнь". Артембар был стар, и однажды, когда у него случился приступ лихорадки, он обратился к царю с просьбой остаться дома, пока ему не станет лучше. "Вместо меня вино тебе будет подавать тот юноша, которого ты хвалил, и если ты будешь доволен им, о царь, как виночерпием, то я, евнух, усыновлю езо. Астиаг согласился, Артембар же во многом доверял Киру, как сыну. Таким образом, Кир стоял рядом с царем и день и ночь наливал ему вино, проявляя при этом большое умение и сообразительность. Астиаг определил ему жалование Артембара, как если бы он был его сыном, одаривал множеством подарков, и Кир стал большим человеком, чье имя звучало повсюду. У Астиага была очень красивая и благородная дочь*, которую он отдал за индийца Спитама со всею Мидией в ка- честве приданого. Тем временем Кир послал за отцом и матерью в страну мидийцев; они возрадовались счастливой судьбе своего сына, и мать поведала ему о сне, который приснился ей, когда она вынашивала езо, в то время, когда она пасла коз и заснула в храме. Из нее вышло столько воды, что образовался огромный поток, заливающий всю Азию и
доходящий до самого моря. Услышав это, отец велел, чтобы сон был поведан Халдеям в Вавилоне; Кир позвал мудрейшего из них и пересказал ему сновидение.__________________________________________________________________________ ___^
В версии Ктесия имя этой дочери Амит (а не Мандана).
И тот объявил, что сон предрекает Киру большую удачу и наивысшее величие в Азии; но Астиаг не должен узнать об этом, "Ибо иначе он бесчестно убьет тебя, так же как и меня, толкователя", — сказал вавилонянин. Они поклялись друг другу никому не говорить об этом великом и несравненном видении. Позднее Кир добился еще более высоких почестей; сделал своего отца Сатрапом Персии; мать же его, благодаря ему, имела самое высокое положение и самые богатые владения среди персидских женщин. Но когда вскоре вавилонянин был убит Ойбаром, доверенным лицом Кира, его жена выдала пророческое сновидение царю, узнав о поездке Кира в Персию, предпринятой для подготовки восстания. Царь послал вслед за Киром свою конницу, велев доставить того живым или мертвым. Однако Киру хитростью удалось уйти от них. Наконец произошло сражение, закончившееся поражением Мидии. Кир завоевал также Эгбатану, где взял в плен дочь Астиага, ее мужа Спитама и двух их сыновей. Но самого Астиага не смогли найти, так как Амит и Спитам спрятали его во дворце под стропилами крыши. Тогда Кир приказал, чтобы Амит, ее мужа и детей пытали до тех пор, пока они не укажут место, где укрылся Астиаг, но царь вышел добровольно, дабы его родню не мучили из-за него. Кир приказал казнить Спитама, так как тот солгал, сказав, что не знает, где спрятался Астиаг, и Амит стала женой Кира. Он снял путы с Астиага, которые наложил Ойбар, почитал его как отца и сделал Сатрапом над барканианами.
Значительное сходство с версией мифа о Кире Геродота имеет история раннеиранского царственного героя Кай Хусроу, рассказанная Фирдоуси в Шахнаме. Этот миф очень подробно изложен Шпигелем (Spiegel: Eranische Al-tertumskunde, \ S.581, et seq.). Во время войны царя Бакт-рии и Ирана Кай Кавуса с царем Турана Афрасиабом Кай Кавус поссорился со своим сыном Сиявушем, который обратился за помощью и защитой к Афрасиабу. Афрасиаб принял его благожелательно и по совету своего везира Пи-рана отдал ему в жены свою дочь Фарангис, несмотря на поведанное ему пророчество о том, что сын, рожденный от этого союза, прин есет ему большую беду. Гарсеваз, брат царя и близкий родственник Сиявуша оговорил зятя, и Аф-расиаб выступил против него со своей армией. Перед ро- ждением сына Сиявуш получает во сне предостережение, в котором предсказывается его крах и гибель, однако царская власть его отпрыску. Поэтому он бежал от Афрасиаба, но был пленен и по повелению шаха убит. Его беременную жену от рук убийц спасает Пиран и получает разрешение держать ее в своем доме, при условии, что по первому требованию он доставит Фарангис к царю. Однажды во сне к Пирану является призрак убитого Сиявуша и говорит ему о том, что родился мститель, и Пиран действительно находит в комнате Фарингис новорожденного мальчика, которого он называет Кай Хусроу. Афрасиаб уже не настаивает на смерти мальчика, но приказывает Пирану отвести кормилицу с ребенком к пастухам, которые должны вырастить его в неведении о его происхождении. Однако царская кровь очень скоро проявила себя в манере поведения и отваге мальчика, и когда Пиран снова забрал его в свой дом, Афрасиабом овладели сомнения, и он приказал привести мальчика к нему. Наученный Пираном Кай Хусроу разыгрывает из себя дурака*, и шах, убедившись в безвред-_____________
*На основе данного мотива симулированного слабоумия и некоторых других аналогичным моментов Жиричек (Ziriczek: Zeitschrift des Vere-ins fur Volkskunde, Vol. X, 1900, S.353) представил Саву о Гамлете как вариацию иранского мифа о Кай Хусроу Эта идея была развита дальше Лессманом (H.Lessmann: Die Kyrossage in Europe), который показал, что сказание о Гамлете некоторыми моментами, например симулированным безумием, поразительно сходно с сагами о Бруте и Телле (ср также с заверениями Моисея). Более глубокие корни этого сходства, особенно по отношению к сказанию о Телле, подробно обсуждались и в другой связи (см. Rank' Das /nzest-Motiv in Dichtung und Sage. VIII), Внимание также обращает на себя история о Давиде в том виде, в котором она изложена в книгах Самуила. Здесь опять же царский отпрыск становится пастухом, который постепенно поднимается по социальной лестнице до царского престола. Ему также отдают в жены дочь царя (Саула), и царь хочет лишить его жизни, но Давид всякий раз чудесным образом уходит от самых ужасных опасностей Ему также удается избежать гонений симуляцией безумия и разыгрыванием из себя дурака. Связь между сказанием о Гамлете и сказанием о Давиде отмечали Жиричек и Лессман Библейский характер всего этого мифологического цикла также подчеркивал Жиричек. который в истории смерти Сиявуша находит определенные аллюзии со Страстями Господними
ности мальчика, отпускает его к матери, Фарангис. В конце концов Кай Хусроу был коронован свои дедом Кай Кавусом. После длительных, трудных и утомительных сражений Афрасиаба наконец с божьей помощью удается захватить в плен. Кай Хусроу отсекает ему голову и велит обезглавить Гарсеваза.
Определенное сходство с предшествующим сказанием, хотя и более отдаленное, имеет миф о Фаридуне, изложенный Фирдоуси в его Персидских мифах о героях*. Царь Ирана, однажды видит во сне трех мужчин из царского рода. Двое из них в преклонном возрасте, но между ними стоит молодой мужчина, который держит в правой руке булаву с головой быка; этот человек подходит к нему и булавой валит его на земь. Толкователи сновидений поведали царю, что молодым героем, который свергнет его с престола, является Фаридун, потомок рода Джамшидов. Заххак тут ж отправляется на поиски следов грозящего ему врага. Фаридун является сыном Атибина и внуком Джамшида. Его отец прячется от преследований тирана, но его хватают и убивают. Самого Фаридуна, мальчика-младенца, спасает его мать Фиранек, которая бежит вместе с ним и оставляет его на попечение смотрителя дальнего леса. Там его вскармливает молоком корова Бермайе. В течение трех лет он остается в этом месте, но затем его мать решает, что дальше находиться там небезопасно и относит его к отшельнику на горе Эльбурс. Вскоре после этого в лесу появляется Заххак и убивает и лесника, и корову.
Когда Фаридуну было шестнадцать лет, он спустился с горы Эльбурс, узнал от своей матери о своем происхождении и поклялся отомстить за смерть отца и кормилицы. В_________________
* Заххак является искажением первоначального выражения Ashi-daha-ka [Azis-dahaka], означающим на языке Авесты "быстрая змея" (См работу д-ра Рота Миф о Фаридуне в Индии и Иране в Zeitschrifi der Deutschen Morgenlandischen Gesellschaft, II, S.216). Иранскому Feri-dum соответствует индусский Trite, авестийским двойником которого является Thraetaona. Подлинность последней названной формы установлена наиболее точно; из нее заменой придыхательных согласных звуков были образованы вначале Phreduna, затем Fredun или Afredun; Feridun (Феридун или Фаридун) — более поздние искажния Ср.. F.Spiegel: Eranische Altertumskunde, I, S.537, etseq.
походе против Заххака его сопровождают два старших брата, Бермайе и Кайанусех. Он велит, чтобы для него выковали булаву, украсив ее головой быка, в память о его приемной матери — корове. Этой булавой он сражает Заххака, как и было предсказано сновидением.
ТРИСТАН
Тема легенды о Фаридуне продолжается в сказании о Тристане, изложенном в эпической поэме Готфрида Страс-бургского. Это особенно заметно в прологе к сказанию о Тристане и далее, в приключениях самого героя (в повторах). Ривалин, король земли пармениан, во время своего визита к королю Корнуолла и Англии Марку познакомился с прекрасной сестрой последнего, Бланшефлор, и в его сердце вспыхнула любовь к ней. Помогая Марку в военном походе, Ривалин получает смертельное ранение, и его относят в Тинтайоль. Бланшефлор, переодевшись бедной служанкой, спешит к постели больного, и ее преданная любовь спасает жизнь короля. Она бежит со своим возлюбленным в его родную страну (различные препятствия в пути), и там ее объявляют его супругой. Но из- за Бланшефлор на земли Ривалина напал Морган. В это время она была беременна, и король вверил ее на попечение своему верному вассалу Руалю. Руаль в целях безопас- ности поместил королеву в замок Канеель. Там она родила сына и умерла, в то время как ее муж пал в битве с Морганом. Чтобы защитить царского отпрыска от пре- следований со стороны Моргана, Руаль распространяет слух, что младенец был рожден мертвым. Мальчика назвали Тристан, потому что он был зачат и рожден в скорбные времена. Под присмотром своих приемных родителей Тристан рос крепким телом и духом до четырнадцати лет, пока не был похищен норвежскими торговцами, которые высадили его на берег в Корнуолле, так как испугались гнева богов. Здесь мальчика нашли солдаты короля Марка, которому так понравился храбрый и статный юноша, что вскоре он сделал его своим главным загонщиком на охоте и сильно привязался к нему. Тем временем преданный Руаль отправился на поиски похищенного приемного сына, которого нашел в конце концов в Корнуолле, куда его привели скитания. Руаль открыл тайну происхождения Тристана королю, который был рад узнать в нем сына своей любимой сестры и посвятил его в рыцари. Чтобы отомстить за своего отца, Тристан отправился с Руалем в Пармению, разбил узурпатора Моргана и отдал страну Руалю как вассалу, а сам вернулся к своему дяде Марку (см. Chop: Eriauterungen zu Wagner's Tristan, Reclam Bibl.). Собственно сказание о Тристане развивается повторе- нием основных тем. Находясь на службе у Марка, Тристан убивает Моральда, жениха
Изольды, и его самого, смертельно раненого, спасает Изольда. Он просит ее руки для своего дяди Марка, выполняет поставленное условие — убивает дракона. Изольда вынуждена следовать с ним в Корнуолл, куда они отправляются на корабле. В дороге они непреднамеренно отведали рокового любовного снадобья, которое связало их безумной страстью. Они предают короля Марка, и в брачную ночь с королем преданная служанка Изольды, Брангена, заменяет королеву и ради нее приносит в жертву королю свою девственность. Далее следует изгнание Тристана, несколько его попыток вернуть свою возлюбленную, хотя тем временем он женится на похожей на нее Изольде Белорукой. И наконец он снова получает смертельное ранение, а его возлюбленная Изольда
прибывает слишком поздно, чтобы спасти его*.________________________________
*Ср. Immemnann: Tristan und Isolde, Ein Gedichtin Romanzen, Diisseldorf, 1841. Как и сага Готфрида Страсбургского, поэма начинается с истории любви родителей Тристана, царя Пармении Ривалина Кан- ленгра и красавицы Бланшефлор, сестры Марка. Девушка хранит свою любовь, не одобряемую братом, в тайне навещает смертельно раненого короля и зачинает Тристана, "дитя дерзновенной и печальной любви" Король умирает. Тристан воспитывается приемными родителями, Руалем и его красавицей женой Флорет. Став с годами пленительным юношей, он представляется Марку на оленьей охоте как опытный охотник, но тот узнает в нем своего племянника по кольцу, подаренному королем своей любимой сестре, и Тристан становится его любимцем.__________________________________________________________________________________ ^^^
Более простую версию сказания о Тристане, что касается характерных черт мифа о рождении героя, находим в сказке Настоящая невеста, приведенной Рикпином* из собрания сказок Риттерсхауза (XXVII, р.113). Королевская чета не имеет детей. Король угрожает своей жене смертью, если та не родит ему ребенка ко времени его возвращения из морского путешествия. Во время путешествия преданная служанка приводит королеву к нему как красивейшую из трех замеченных им на прогулке, и король, не узнав ее, уводит к себе в шатер".
Она возвращается так и не узнанной домой, рождает дочь, Изоль, и умирает. Позднее Изоль находит в сундуке у берега моря прекрасного маленького мальчика по имени Тристрам; она воспитывает его, чтобы впоследствии обручиться с ним. Дальнейшее повествование, содержащее мотив "настоящей невесты", заслуживает нашего внимания лишь тем, что здесь снова встречается напиток забвения и две Изольды. Вторая жена короля, опоив Тристрама зельем, заставляет его забыть белокурую Изоль и жениться на черноволосой Изоте. Однако в конце концов он раскрывает обман и соединяется с Изоль.
РОМУЛ
Первоначальный вариант истории о Ромуле и Реме в изложении самого древнего римского летописца Фабия Пик-тора и в пересказе Моммзена*** звучит следующим образом. "Рожденные дочерью предыдущего царя Нумитора, Илией, близнецы, которые были зачаты в объятиях бога войны Марса, по приговору правителя Альбы, Амулия, должны быть брошены в реку. Но когда слуги царя принесли
* Riklin: Wunscherfullung und Symbolik in Marchen, S.56.
** Сравните с тем, как невесту заменила Брангена.
*** Моммзен (Mommsen: Die echte und die falsche Acca Larentia, in Festgaben fur G.Homeyer, Berlin, 1891, S.93, et
seq.; Romische Forsc-hungen, Berlin, 1879, II, S.1, et seq.) реконструирует утерянное повествование Фабия по его
сохранившимся пересказам у Дионисия (!, 79-831). ._________________________________________________
детей к Тибру у Палатинского холма и попытались спуститься с холма к реке, чтобы исполнить приказ, они обнаружили, что река поднялась и им невозможно добраться до русла. Слуги бросили бочонок с детьми на мелководье у берега. Некоторое время тот держался на воде, но вскоре вода упала, и, ударившись о камень, бочонок перевернулся, плачущие младенцы упали в прибрежную грязь. Их плач услышала только что разродившаяся волчица, вымя которой было полно молока; она подошла и подставила соски мальчикам, чтобы накормить их; пока младенцы сосали молоко, волчица вылизала их языком. Дятел, летавших над ними, стал охранять детей и приносить им еду. Отец заботился о своих сыновьях: ибо волк и дятел — священные животные бога Марса, их отца. Это увидал один из царевых пастухов, гнавший свиней на пастбище, с которого сошла вода. Пораженный этим зрелищем, он позвал своих товарищей, и те увидели волчицу, которая подобно матери заботилась о детях, и детей, которые относились к ней, как к своей матери. Мужчины стали криками и прочими громкими звуками отгонять животное, но волчица, хотя она оставила детей, ушла не из-за страха; медленно, не обращая внимания на пастухов, она скрылась в
Китерон, она родила близнецов, где и оставила их. Мальчиков вырастил пастух и назвал их Амфионом и Зетом. Позднее Антиопе удалось бежать от своих мучителей — Лика и его жены Дирке. Случилось так, что она попросила убежища у двух уже выросших братьев-близнецов на горе Китерон. Пастух открыл юношам, что Антиопа является их матерью. После чего они жестоко расправились с Дирке, а Лика лишили власти.
Остальные саги о близнецах*, которых существует чрезвычайное множество, не могут быть, поэтому, детально рассмотрены здесь. Возможно, они представляют собой сочетание мифа о рождении с другим очень древним и широко распространенным мифологическим комплексом, комплексом враждебно настроенных друг к другу братьев, детальное обсуждение которого должно быть проведено в другом месте. Явно более поздний и вторичный характер мифов о рождении, затрагивающих тему близнецов, оправдывает отделение этой части мифологии от нашей настоящей темы. Что же касается саги о Ромуле, то Моммзен" считает весьма вероятным, что первоначально речь в ней шла только о Ромуле, фигура же Рема была внесена позже и несколько бессвязно, когда потребовалось подкрепить институт консулата, внеся некоторые формальности, основанные на древних традициях.
ГЕРКУЛЕС'"
После потери своих многочисленных сыновей Электрион обручает свою дочь Алкмену с Амфитрионом, сыном своего брата Алкея. Однако по несчастной случайности Амфитрион убивает Электриона и бежит с преданной невестой в Фивы. Не вкусив ее любви, он дает ей торжественную клятву, что не коснется ее до тех пор, пока не отомстит за ее братьев. Амфитрион отправляется из Фив в поход и, победив Пте-релая, царя враждебного народа, завоевывает все его острова. Пока он находится на пути в Фивы, Зевс в образе______________
* Основное содержание некоторых греческих сказаний о близнецах приводится Шубертом. Что касается
широкого распространения этой формы легенды см. J.H.Becker: The Twin Saga as the Key to the Interpretation
of Ancient Tradition. With a Table of the Twin Saga, Leipzig, 1891,
** Mommsen: Die Remus Legende, 1881.
*** Preller. Greek Mythology, 1854. II, p. 120, et seq________________________________________________
Амфитриона* предстает перед Алкменой и дарит ей золотой кубок как знак победы. Согласно более поздним поэтам, он остается с прелестной девушкой три ночи, задержав на один день восход солнца. Тогда же прибывает Амфитрион, торжествуя свою победу и сгорая от любви. Когда приходит время и рождается плод божественных и человеческих объятий**, Зевс объявляет богам о своем сыне как о самом могущественном правителе будущего. Но его рев- нивая супруга Гера знает, как добиться от него роковой клятвы в том, что первородный внук Персея будет править всеми потомками Персея. Гера спешит в Микены, чтобы принять у жены третьего сына Персея, Стенела, семимесячного ребенка — Эвристея. В то же время с помощью всевозможных злых чар она задерживает и подвергает всяческим опасностям роды Алкмены, точно так же, как при рождении бога света Аполлона. В конце концов у Алкмены рождаются Геракл и Ификл; последний ни в коей мере не является равным первому по отваге и силе, но ему предопределено стать отцом верного друга Геракла, Иолая*".________________
Такое же перевоплощение божественного родителя в образ человеческого отца встречается в истории рождения египетской царевны Хатшепсет (ок. 1500 г. до Р.Х.), которая верит, что бог Амон овладел ее матерью, Аахамес, в образе ее отца Тутмоса I (см. Budge: A History of Egipt, V; Books on Egypt and Chaldea, vol.XII. p.21, etc.). Позднее она вышла замуж за своего брата Тутмоса II, предположительно фараона времен Исхода, после позорной смерти которого она пьт • лась уничтожить всю память о нем, а сама, заняв место мужчины стала у власти (см. Второзаконие в издании: Schrader, II ed., 1902).
** О подобном смешении божественного и человеческого в потомстве говорится и в мифе о Тесее, мать которого, Этру в одну и ту же ночь посещают любящий ее бог Посейдон и бездетный царь Афин Эгей, опьяневший от вина. Ребенок растет в тайне и в неведении о своем отце (см. статью Эзей в словаре Рошера).
*** Алкмена родила Геракла как сына Зевса, а Ификла как отпрыска Амфитриона. Согласно Аполлодору (2, 4, 18), они были близнецами, родившимися в одно и то же время; согласно другим, Ификл был зачат и рожден на одну ночь позднее Геракла (см. словарь Рошера, Амфитрион и Алкмена). Здесь снова виден неопределенный характер темы брата-близнеца и ее расплывчатая связь со всем мифом. Подобным же образом и Телеф, сын Авги, был брошен вместе с Партенопеем, сыном Аталанты, вскормлен ланью и передан пастухами царю Корифа. Здесь снова вполне очевидно последующее, вторичное введение "напарника"
Таким образом, в соответствии с клятвой Зевса, Эврис-тей стал царем Микен на земле греков, а родившийся позже Геракл — его поданным.
чаще леса, у священного места Фавна, там, где вода стремительно несется по глубокому горному оврагу. Тем временем мужчины забрали детей и отнесли к главному свинопасу царя, Фаустулу, так как они решили, что боги не желают гибели детей. Жена Фаустула только что родила мертвого ребенка и была полна скорби. Ее муж передал ей близнецов, и она выкормила их; супруги вырастили детей и назвали их Ромулом и Ремом. Позднее, когда был основан Рим, царь Ромул построил свой дом недалеко оттого места, где был выброшен на берег бочонок. Овраг, в котором скрылась волчица, с тех пор известен как Волчий Овраг, Луперкал. На этом месте была воздвигнута железная скульптура волчицы с близнецами*, а сама волчица, Лупа, почиталась римлянами как божество".______________________________
*Капитолийская волчица считается рабртой очень древнего этрусского мастера; согласно Ливию (X, 231) она была воздвигнута на Луперкале в 296 г до Р.У____________________________________________________________
Позднее легенда о Ромуле претерпела множество изменений, искажений, добавлений и интерпретаций*.
Наиболее известна она в форме, изложенной Ливнем (I, 3, et seq.), откуда мы узнаем о предшествующих событиях и о дальнейшей судьбе близнецов.
Царь Прок завещал царский титул своему сыну-первенцу Нумитору. Но младший брат Нумитора Амулий свергает его с престола и сам становится царем. И чтобы род Нумитора не мог дать отпрыска, способного отомстить за это, он убивает всех потомков мужского пола от своего брата. Дочь Нумитора, Рею Сильвию, он делает весталкой и, таким образом, лишает ее всякой надежды на потомство, связав обетом пожизненной девственности, который налагается на нее под видом самого почетного отличия. Но девушка-весталка была взята силой, и родив близнецов, она назвала отцом своих незаконнорожденных детей Марса, то ли будучи сама убеждена в этом, то ли потому что представить в качестве виновного бога казалось ей более лестным.
Рассказ о том, как дети были брошены в Тибр и спаслись, разворачивается следующим образом. Легенда гласит, что отступая, вода оставила на суше державшийся все это время на поверхности бочонок, в котором находились мальчики и что идущая на водопой волчица, привлеченная из близлежащих гор детскими криками, подставила им свои соски. Далее говорится, что детей нашел главный царский пастух, предположительно, по имени Фаустул, который принес их к себе домой, к своей жене, Лаурентии, у которой они и выросли. Считают также, что пастухи звали Лаурен-тию, Лупой, волчицей, и так как она выкормила детей, то это и явилось началом замечательной легенды.
Возмужав, юноши Ромул и Рем защищают стада от диких животных и разбойников. Однажды Рема схватили злодеи, чтобы обвинить его в том, что это он крадет овец Нумитора. Но Нумитора, которому его передали для наказания, тронула его юность, и узнав, что у юноши есть брат-близнец, он заподозрил, что братья могут быть его внуками, от ко-
*Все эти изложения были собраны Швеглером (см. Roman History, I, S.384, et seq.).
торых хотел избавиться Амулий. Пока он с волнением искал черты сходства со своей дочерью и размышлял над совпадением возраста юноши и времени, прошедшего с того дня, как дети его дочери были брошены в реку, прибыл Фаустул с Ромулом; когда пастухи рассказали о том, как нашли мальчиков, созрел заговор. Юноши взялись за оружие для свершения мести, а Нумитор — чтобы защитить свое право на престол, с которого он был незаконно свергнут. После того, как Амулий был убит, Нумитор снова получил власть, а юноши решили основать город в том месте, где они были брошены и где выросли. Яростный спор разгорелся в отношении того, кому из братьев быть правителем только что воздвигнутого города, ибо ни один из близнецов не имел права первородства, а ответ птичьего оракула был в той же мере неопределенным. Легенда повествует, что Рем, на- смехаясь над братом-близнецом, прыгал через вновь возведенную стену, и Ромул так разъярился, что убил своего брата. После этого Ромул стал единственным правителем. А город в его честь был назван Римом.
Римское сказание о Ромуле и Реме имеет близкого двойника в греческом мифе об основании города братьями-близнецами Амфионом и Зетом, которые заложили первые камни на месте, где выросли затем Фивы, город Семи Ворот. Огромные глыбы, которые Зет принес с гор, род звуки лютни Амфиона сами собой складывались в ставшие потом знаменитыми стены. Амфион и Зет считались детьми Зевса и Антиопы, дочери царя Никтея. Она бежала от гнева своего отца, который умер от горя; на смертном одре он заклинал своего брата и преемника на троне, Лика, наказать согрешившую Антиопу. Тем временем она вышла замуж за Эпопея, царя Сикиона, которого убил Лик, а Антиопу увел с собой в кандалах. По дороге, у горы
Древняя легенда гласит, что Геракла вспоили придающими силу водами Дирке, как и всех фиванских детей. Однако позднее возникла иная версия. Боясь ревности Геры, Алкмена оставляет рожденного ею ребенка в месте, которое долгое время после этого было известно как поле Геракла, Приблизительно в это же время прибывает Афина, сопровождаемая Герой. Она восхищается прекрасным сложением ребенка и просит Геру приложить его к своей груди. Но тот хватает грудь намного сильнее, чем обычный младенец; Гера, почувствовав боль, в гневе бросает ребенка на землю. Тогда Афина отнесла его в близлежащий город и отдала царице Алкмене, не ведая о ее материнстве, как бедного найденыша и попросила ту вскормить младенца из милосердия. Это необычное происшествие поистине удивительно! Родная мать ребенка, невзирая на долг материнской любви, оставляет его на погибель, а мачеха, питающая естественное чувство ненависти к ребенку, спасает своего врага, не ведая об этом (по Диодору — IV, 9; см. также Preller, II, 1831). Геракл всосал лишь несколько капель из груди Геры, но этого божественного молока оказалось достаточно, чтобы наделить его бессмертием. Попытка Геры убить с помощью двух змей спящего в своей колыбели мальчика потерпела неудачу, так как ребенок проснулся и задушил гадов голыми руками. Будучи еще мальчиком, Геракл, прийдя в ярость от несправедливого наказания, убивает своего учителя Лина. Амфитрион, опасаясь необузданного нрава юноши, отсылает его в горы, пасти с пастухами стада буйволов. Некоторые говорят, что он с самого начала рос среди пастухов, подобно Ам-фиону, Зему, Киру и Ромулу. Там среди вольной природы он живет охотой (Preller, II, 123).
Миф о Геракле некоторыми чертами напоминает индийскую сагу о герое Кришне, которому, подобно многим героям, удалось избежать смерти в младенческом возрасте, и он был воспитан женой пастуха, Яшодой. Затем появляется злой демон женщина, посланная царем Кансой убить
мальчика. Она поселяется в доме как кормилица, но Кришна узнает ее и так сильно кусает во время кормления (как Геру во время кормления кусает Геракл, которого она также хотела убить), что та умирает. (Ранняя история пастушеского бога Кришны рассказана в так называемой Хариванше).
ИИСУС
Евангелие от Луки (1:26-35) передает пророчество о рождении Иисуса следующим
образом:
"В шестый же месяц послан был Ангел Гавриил от Бога в город Галилейский,
называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу из дома Давидова; имя
же Деве: Мария.
Ангел, вошел к Ней, сказал: радуйся Благодатная! Господь с Тобою; благословенна ты
между женами.
Она же, увидевши его, смутилась от слов его и размышляла, чтобы это было за
приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся Мария, ибо Ты обрела Благодать у Бога; л вот
зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь ему имя: Иисус; Он будет велик и
наречется Сыном Всевышнего; и даст Ему Господь Бог престол Давида, отца Его; и
будет царствовать над домом Иакова вовеки, и Царству Его не будет конца.
Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю?
Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя;
посему и раждаемое Святое наречется Сыном Божиим..."
Этот рассказ дополняет Евангелие от Матфея* (1:18-25) повествованием о рождении и
детстве Иисуса:_______________________________________________________
* Для формальной демонстрации полной тождественности рождения и ранней истории Иисуса с другими мифами о героях автор позволил себе переставить соответствующие параграфы различных версий Евангелия, безотносительно их традиционной последовательности и подлинности отдельных частей. Вопросы, касающиеся возраста, источников и подлинности этих частей, коротко обобщены и обсуждены в работе В.Солтана История рождения Иисуса Христа (Лейпциг, 1902). Дошедшие до нас версии Евангелия, которые, согласно работе Узенера Рождение и детство Иисусе, противоречат и даже исключают друг друга, помещены здесь рядом именно потому, что такие явно противоречивые моменты этих мифов о рождении должны быть выяснены в настоящем исследовании, независимо от того, встречаются ли эти противоречия в рамках одного целостного сказания или в различных версиях (как, например, в мифе о Кире).
"Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве отдуха Святого. Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее. Но когда он помыслил это, — се, Ангел Господен явился ему во сне и сказал: Иосиф, сын Давидов! Не бойся принять Марию, жену твою; ибо родившееся в Ней есть отдуха святого; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус; ибо Он спасет людей Своих от грехов их. (А все сие произошло, да сбудется реченное Господом чрез пророка, который говорит: "Се, Дева во чреве примет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил, что значит: с нами Бог"). Встав от сна, Иосиф поступил, как повелел ему Ангел Господень, и принял жену свою, и не знал Ее, как наконец Она родила Сына Своего первенца, и он нарек Ему имя: Иисус".
Здесь мы вставляем подробный рассказ о рождении Иисуса из Евангелия от Луки (2: 4-20): "Пошел также и Иосиф из Галилеи, из города Назарета, в Иудею, в город Давидов, называемый Вифлеем (потому что он был из дома и рода Давидова) записаться с Мариею, обрученною ему женою, которая была беременна. Когда же они были там, наступило время родить Ей; и родила Сына Своего первенца, и спеленала Его и положила его в ясли', потому что не было им места в гостинице.
И в этой стране были на поле пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего. Вдруг предстал им Ангел Господень, и слава Господня осияла их; и убоялись страхом великим. И сказал им Ангел: не бойтесь; я возве-_____________________________________
* В отношении рождения Иисуса в пещере и присутствия на месте рождения символических животных (быка и осла) ср. Jeremias: Baby-tonisches im Neuen Testament, Leipzig, 1905, S.56; Preuschen: Jesu Geburt in einer Hohle, Zeitschrrft fur die Neutest. Wissenschaften, 1902, S.359._________________________________________________________
щаю вам великую радость, которая будет всем людям: ибо ныне родился вам в народе
Давидовом спаситель, который есть Христос Господь; и вот вам знак: вы найдете Младенца в
пеленах, лежащего в яслях.
И внезапно явилось с Ангелом многочисленное воинство небесное, славящее Бога и
взывающее: Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение. Когда Ангелы
отошли от них на небо, пастухи сказали друг другу: пойдем в Вифлеем и посмотрим, что там
случилось, о чем возвестил нам Господь.
И поспешивши пришли, и нашли Марию и Иосифа, и Младенца, лежащего в яслях. Увидевши
же рассказали о том, что было возвещено им о Младенце Сем. И все слышавшие дивились
тому, что рассказывали пастухи. А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем.
И возвратились пастухи, славя и хваля Бога за все то, что слышали и видели, как им сказано
было".
Теперь мы продолжаем повествование по Матфею. Во второй главе говорится:
"Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим
волхвы с востока, и говорят: Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на
востоке и пришли поклониться ему. Услышав это Ирод царь встревожился. И весь Иерусалим
с ним, и собрав всех первосвященников и книжников народных, спрашивал у них: где должно
родиться Христу?
Они же сказали ему, в Вифлееме Иудейском, ибо так написано через пророка: "И ты,
Вифлеем, земля Иудина, ничем не меньше воеводств Иудиных; ибо из тебя произойдет
Вождь, Который упасет народ Мой Израиля".
Тогда Ирод, тайно призвав волхвов, выведал от них время появления звезды и, послав их в
Вифлеем, сказал: пойдите, тщательно разведайте о Младенце, и когда найдете, известите
меня, чтобы и мне пойти поклониться Ему. Они, выслушавши царя, пошли. И се, звезда,
которую видели они на востоке, шла перед ними, как наконец пришла и остановилась над
местом, где был Младенец. Увидевши же звезду, они возрадовалась радостью весьма
великою, и вошедши в дом, увидели Младенца с Мариею, Матерью Его, и падши поклонились
Ему; и, открывши сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну. И, получивши
во сне откровение не возвращаться к Ироду, иным путем отошли в страну свою.
Когда ж они дошли — се, Ангел Господень является во сне Иосифу и говорит: встань,
возьми Младенца и Матерь Его, и беги в Египет, и будь там, доколе не скажу тебе; ибо
Ирод хочет искать Младенца, чтобы погубить Его. Он встал, взял Младенца и Матерь Его
ночью, и пошел в Египет, и там был до смерти Ирода, да сбудется реченное Господом чрез
пророка, который говорит: "Из Египта воззвал Я Сына
Моего".
Тогда Ирод, увидев себя осмеянным волхвами, весьма разгневался и послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах езо, от двух пет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов.
По смерти же Ирода, — се, Ангел Господен во сне является Иосифу в Египте и говорит: встань, возьми Младенца и Матерь Его и иди в землю Израилеву, ибо умерли искавшие души Младенца. Он встал, взял Младенца и Матерь Его и пришел в землю Израилеву. Услышав же, что Архелай царствует в Иудее вместо Ирода, отца своего, убоялся туда идти; но, получив во сне откровение, пошел в пределы Галилейские и пришед, поселился в городе, называемом Назарет, да сбудется реченное чрез пророка, что Он Назореем наречется"*. Мифы и сказания, подобные легенде о рождении Иисуса, дошли до нас и о других "основателях религий", таких как Зороастр, который, как принято считать, жил примерно за тысячу лет до Христа. Его мать, Дугда, на шестом месяце_________________________
*Согласно недавним исследованиям, утверждается, что история рождения Христа имеет огромное сходство с египетским мифом пяти-тысячелетней давности, в котором рассказывается о рождении Аме-нофиса III. Здесь снова повторяется божественное пророчество царице, ожидающей рождения сына; ее зачатие от дуновения божес- твенного огня; божественные коровы, вскармливающие новорожденного; поклонение царей и т.д. В этой связи см. A.Malvert: Wissenschaft und Religion, Frankfurt, 1904, S.49, etseq., см. также выступление проф.Идляйба из Бонна в: Feuilleton of Frankfurter Zeilung, Novembers, 1908.
беременности видит сон о том, что злые и добрые духи сражаются за еще не родившегося Зороастра; чудище вырывает будущего Зороастра из материнского лона, но бог света поражает монстра рогом из света и возвращает зародыш в лоно матери и своим дуновением воскрешает беременность Дугды. Проснувшись, она в страхе поспешила к мудрому толкователю сновидений, который смог объяснить чудесное сновидение лишь по истечении трех дней: ребенку, которого она носит, суждено стать очень важным человеком; темная туча и гора света означают, что вначале ей и ее сыну предстоят многочисленные испытания, борьба с тиранами и другими врагами, но в конце концов они преодолеют все трудности. Дугда, сразу же возвратившись домой, рассказала обо всем, что произошло, своему мужу, Пурушаспе. Едва появившись на свет, мальчик засмеялся: это было первое чудо, которым он привлек внимание к себе. Маги провозглашают рождение ребенка предзнаменованием несчастья правителю царства Дурашраве, который без промедления отправляется к жилищу Пурушаспы, чтобы заколоть ребенка. Но его рука падает парализованная, и он уходит ни с чем. Это было второе чудо. Вскоре после этого злые демоны крадут ребенка у матери и относят его в пустыню, чтобы убить, но Дугда находит ребенка целым и невредимым, мирно спящим. Это третье чудо. Позднее по приказу царя Зороастр должен был погибнуть под копытами стада быков на узкой дороге*.
Но самый большой бык укрывает ребенка между ногами и таким образом спасает от гибели. Это было четвертое чудо. Пятое представляет собой повторение предшествую-______
'Очень сходные черты обнаруживаем в кельтской саге о Хабисе в изложении Юстина (44,4). Хабиса, незаконнородженного сына царской дочери, всячески преследует его царствующий дед, Гаргорис, но его всегда спасает божье провидение, в конце концов дед признает внука и он восходит на царский престол. Как и в легенде о Зороастре, здесь встречаются разнообразные преследования. Вначале ребенка бросают, но дикие животные вскармливают его; затем стадо на узкой дороге должно затоптать его: после этого его бросают голодным зверям, но те снова не причиняют ему вреда; и наконец, ребенка бросают в море, но волны мягко выносят его на берег, где его вскармливает лань, подле которой он и вырастает____________________________________________________
щего. То, что не удалось сделать быкам, должны были свершить лошади. Но снова одна из лошадей защищает его от копыт других. Вслед за тем Дурашрава, улучив момент, когда в логове нет волка с волчицей, убивает их волчат, а на их место подкладывает Зороастра. Но бог смыкает пасти разъяренных волков, так что они не могут причинить никакого вреда ребенку. Вместо них являются две божественные коровы и подставляют младенцу свое вымя, предлагая молоко. Это было шестое чудо, сохранившее жизнь Зоро-астру (ср. Spiegel: EranischeAltertumskunde, I, S.688, et seq.; Brodbeck: Zoroaster, Leipzig, 1893). Сходные черты встречаются и в истории Будды, жившего за шесть столетий до Христа; это — длительное бесплодие родителей; сон; рождение мальчика под открытым небом; смерть матери и ее замена приемной матерью; сообщение о рождении правителю царства; позднее, потеря ребенка в храме (как в истории Иисуса, см.: Лк. 2: 40-52).
ЗИГФРИД
Древняя скандинавская Сага о Гидреке, записанная примерно в 1250 г. неким исландцем по устным преданиям и древним песням, рассказывает историю рождения и юности Зигфрида
следующим образом*: король Тарлунгаландии Зигмунд по возвращении из похода выгоняет свою жену Сисибу, дочь короля Испании Нидунга, которую граф Гар-твин, чьи ухаживания она отвергла, обвиняет в запретной связи со слугой. Советники короля рекомендуют ему не убивать оклеветанную королеву, а лишь наказать, причинив ей увечье, и Гартвину велят отрезать ей язык в лесу и принести его королю в качестве доказательства. Его спутник, граф Герман противится исполнению жестокого приказа и предлагает принести королю язык собаки. Пока мужчины яростно спорят, Сисиба рождает необыкновенно прекрас-_____________
* См. August Rassmann: Die deutsche Hetdensage undihre Heimat, Hanover, 1857-8, Vol.II, S.7 et seq.; Ziriczek: Die deutsche Heldensage; см. также введение Пайпера к тому о Нибелунсах в Kurschner German National Literature.______________________________________________________________________
ного мальчика; затем берет стеклянный сосуд и, завернув мальчика в простыни, кладет его в этот сосуд, который, плотно закрыв, осторожно ставит рядом с собой (см.: Rassmann). Побежденный во время вспыхнувшей драки граф Гартвин, падая, задевает сосуд, и тот катится в реку. Увидев это, королева падает без чувств и вскоре умирает. Герман, возвратившись домой, рассказал все королю и был изгнан из страны. Тем временем стеклянный сосуд, уносимый течением, достиг моря. Вскоре начался прилив, и сосуд, под- нятый водой к скалам, когда вода схлынула, оказался на совершенно сухом месте. Мальчик внутри него понемногу рос, и когда сосуд, ударившись о камень, разбился, ребенок заплакал (см.: Rassmann). Плач услышала лань, которая осторожно взяв мальчика губами, отнесла его к своему помету и вскормила вместе с собственными детенышами. После того как мальчик прожил в убежище лани двенадцать месяцев, по росту и силе он был равен мальчикам четырехлетнего возраста. Однажды он убежал в лес, где обитал мудрый и искусный кузнец, который в течение девяти лет жил в бездетном браке. Кузнец увидел мальчика, сопро- вождаемого преданной ланью, взял его к себе домой и решил воспитать как собственного сына. Он назвал его Зигфридом. В доме Мимира Зигфрид скоро вырос, став юношей огромного роста и очень сильным, но его своеволие стало причиной того, что Мимир захотел избавиться от него. Он послал юношу в лес, где его должен был убить дракон Регин, брат Мимира. Но Зигфрид, победив дракона, убивает Мимира. Затем он отправляется к Брюнхильде, которая называет ему его родителей.
Похожа на раннюю историю Зигфрида пришедшая к нам из Австразии сага, повествующая о рождении и юности Вольфдитриха".
Вассал, отвергнутый его матерью, также обвиняет ее в неверности и в связи с дьяволом и оговаривает в глазах вернувшегося царя Хугдитриха Константинопольского".________________
* См. Deutsches Heldenbuch, Bd. Ill, Vol. I, Berlin, 1871, где представлена вторая версия саги о Вольфдитрихе.
** Тема ложного обвинения жены отвергнутым поклонником в сочетании____________________________
Царь отдает ребенка верному Берхтунгу, который должен убить его, но вместо этого оставляет в лесу, у лесной заводи, в надежде на то, что он сам упадет в воду и таким образом найдет свою смерть. Но резвый ребенок остается цел и невредим, и даже дикие звери — львы, медведи и волки, которые ночью приходят на водопой, —не причиняют ему вреда. Пораженный Берхтунг решает спасти мальчика и отдает его леснику, который вместе со своей женой воспитывает его и называет Вольфдитрихом*.
В этой связи также можно упомянуть и более поздние эпические поэмы о героях, например, сагу XIII столетия о Хорне, сыне Алюфа, который после того, как был брошен в море, в конце концов оказался при дворе короля Хунлафа, и в награду после многочисленных приключений получил в жены королевскую дочь Римгильду. Кроме того, детали саги об искусном кузнеце Виланде напоминают сказание о Зигфриде. Кузнец, отомстив за предательски убитого отца, плывет вниз по реке Везер, укрывшись в стволе дерева, нагруженного инструментами и сокровищами его учителей. И, наконец, легенда об Артуре, которая содержит мотив смешения божественного и человеческого отцовства, изгнания и ранней жизни среди простолюдинов.
с изгнанием и вскармливанием животным (ланью) составляет ядро истории о Геновефе и ее сыне Шмерценрайхе, рассказанной, к примеру, братьями Гримм (Grimm: German Sagas, II, Berlin, 1818, S.280, etseq.). Здесь также вероломный клеветник предлагает утопить графиню и ее ребенка. Для прояснения литературного и исторического контекста см. LZacher: Die Historie von der Pfalzgrafin Genovefa, Konigsberg, 1860; B.Seuffert: Die Legende von der Pfalzgrafin Genovefa, Wurzburg, 1877. Сходные сказания о женах, заподозренных в измене и наказанных изгнанием, обсуждаются в XI главе (Тема кровосмешения в литературе и легендах) моей работы о мотиве инцеста (Rank: Das
Inzest-Motiv in Dichtung und Sage). Такая же акцентуация темы животных встречается в индийской саге о Шалу, ребенке выращенном волчицей (ср.: Julg: Mongolische Marcher/, Innsbruck, 1868).
ЛОЭНГРИН
Широко распространенная группа сказаний, сочиненных о мифическом Рыцаре с Лебедем (старофранцузский Chevalier аи cigne), восходит к очень древним кельтским премиям. Ниже представлен вариант, известный нам по дра-атической версии этой темы в опере Вагнера. История 'энгрина, Рыцаря с Лебедем, о которой повествует сред-:вековая германская эпическая поэма, кратко представ-на братьями Гримм в Германских героических сказаниях названием Лоэнгрин в Брабанте.
Герцог Брабанта и Лимбурга умер, не оставив иных наследников, кроме юной дочери по имени Эльз, или Эльзам; на смертном одре он поручил ее попечению одного из своих вассалов Фридриху фон Тельрамунду. Фридрих, бесстрашный воин, осмелился требовать руки и земель юной герцогини, утверждая, что она якобы обещала выйти за него замуж. Она же неуклонно отказывалась от этого. Фридрих пожаловался императору Генриху, по прозвищу Птицелов; приговор того заключался в том, что Эльза должна была выставить в свою защиту против Фридриха какого-либо героя на так называемый Божий суд, в котором Бог отдаст победу правому и поразит виновного. И так как никто не вызвался встать на ее защиту, юная герцогиня обратилась с горячей молитвой к Богу о своем спасении; на далекой Дикой Горе, где происходит Совет Рыцарей Грааля, был услышан звон колокола, оповещавший о том, что кто-то срочно нуждается в помощи. Совет Грааля решил отправить в качестве спасителя Лоэнгрина, сына Парсифаля. В тот момент, когда он готов был сунуть ногу в стремя, на воде возник лебедь, тянущий за собой ладью. Увидев лебедя, Лоэнгрин тут же воскликнул: "Отведите коня в стойло, я последую за этой птицей, куда бы она меня не привела". Веря во всемогущество Бога, он не взял с собой в ладью никакой пищи. После того, как они пять дней плыли по морю, лебедь погрузил клюв в воду, поймал рыбу, одну пол- овину ее съел сам, а другую отдал принцу. Так лебедь кормил рыцаря. Тем временем Эльза собрала в Антверпене на совет своих вассалов и военачальников. Именно в этот день был замечен лебедь, плывущий вверх по реке Шельде и тянущий за собой ладью, в которой, лежа на своем щите, спал Лоэнгрин. Лебедь пристал к берегу, и принцу был оказан радушный прием. Как только из ладьи забрали шлем, щит и меч рыцаря, лебедь тут же уплыл. Лоэнгрин выслушал о несчастье, постигшем герцогиню, и с готовностью согласился стать ее защитником. Тогда Эльза созвала всех своих родных и подданных. В Майансе подготовили место для сражения Лоэнгрина и Фридриха в присутствии императора. Герой Грааля победил Фридриха, заставив сознаться в своих лживых посягательствах на герцогиню. Лжеца казнили, обезглавив его. Эльза была отдана Лоэнгрину, поскольку они уже успели полюбить друг друга; но он, когда никто не мог услышать их, просил ее не спрашивать ничего о его родословной или о том, откуда он прибыл, сказав, что иначе ему придется немедленно ее покинуть, и она больше никогда не увидит его.
В течение некоторого времени супруги жили в счастье и благополучии. Лоэнгрин был мудрым и могущественным правителем своей земли и верно служил своему императору в походах против гуннов и варваров. Но случилось так, что однажды, метая копье, он сбросил с коня герцога Клев-ского, и тот, упав, сломал руку. Разгневанная герцогиня Клевская обратилась к женщинам со словами: "Лоэнгрин, вероятно, достаточно храбр и кажется добрым христиани- ном, но какая жалость, что мы ничего не можем сказать о благородстве его происхождения, ибо никто не знает откуда он приплыл в эти земли. Эти слова пронзили сердце герцогини Брабантской, и она изменилась в лице от охвативших ее чувств. Ночью, в объятиях супруга она заплакала, и он спросил: "Что случилось, моя дорогая Эльза?" Она же отвечала: "Герцогиня Клевская причинила мне тяжкую боль". Лоэнгрин промолчал и больше не вымолвил ни слова. На вторую ночь все повторилось. Но на третью ночь Эльза, уже не в силах сдержать себя сказала: "Мой пове- литель, не упрекай меня! Ради наших детей я хочу знать, аде ты родился; ибо сердце мое говорит мне, что ты знатного рода". Когда наступило утро, Лоэнгрин публично объявил откуда он родом, что его отец Парсифаль и что Бог послал его из Храма Грааля. Затем он попросил позвать своих двоих детей, рожденных ему герцогиней, поцеловал их, велел беречь его меч и рожок, которые он оставляет, и сказал: "А теперь я должен уйти". Герцогине он оставил колечко, подаренное ему матерью. Затем появился лебедь, его друг, быстро плывущий с ладьею по воде; принц шагнул на ладью и, рассекая воды, отправился обратно на службу Граалю. Эльза упала без чувств. Императрица решила оставить у себя младшего мальчика,
Лоэнгрина, ради езо отца и воспитать как собственного сына. Эльза же всю оставшуюся жизнь скорбела и оплакивала* любимого супруга, который так и не вернулся к ней никогда. Произведя инверсию саги о Лоэнгрине таким образом, что ее конец будет являться ее началом — на основании перестановки или даже преобразования мотивов, что довольно часто встречается в мифах, — мы получим уже знакомый тип сказания: маленький Лоэнгрин, которого зовут так же, как и его отца, плывет по морю в лодке, и лебедь подводит ее к берегу. Императрица усыновляет мальчика, и тот становится доблестным героем. Женившись на благородной девушке из этой страны, он запрещает ей интересоваться его происхождением. Когда запрет нарушается, он вынужден открыть свое чудесное происхождение и божественную миссию, после чего лебедь доставляет его в ладье обратно к Граалю.
Другие версии сказания о Рыцаре с Лебедем сохранили эту первоначальную расстановку мотивов, однако в них по-_______________________________________________________
Братья Гримм в своих германских героических сказаниях (Bd. II, S.206, etc.) дают еще шесть вариантов сказания о Рыцаре с Лебедем. Некоторые сказки братьев Гримм, такие как Шесть лебедей (№49), Двенадцать братьев (№9) и Семь воронов (№25) с их параллелями и вариациями (Kinder- und Hausmarschen, Vol.3) также относятся к этому мифологическому циклу. Дополнительный материал по этому циклу можно найти в издании Беовульфа в редакции Лео, а также в Предисловии к Лоэнгрину Герре (1813)._______________________________________________
являются элементы сказок. Так, в сказании о Рыцаре с Лебедем из книги фламандских народных сказаний (Deutsche Sagen, 1,20} вначале рассказывается история рождения семи детей*, родившихся у Беатрисы, жены короля Фландрии Орианта. Матабрюна, злобная мать находившегося в отъезде короля, приказывает убить детей, а вместо них подложить королеве семерых щенят. Но слуга ограничивается тем, что бросает детей в пустынном месте, где их находит отшельник по имени Хелиас. Вскормила детей коза. Беатрису же заточили в темницу. Позднее Матабрюна узнает, что дети спасены, и снова приказывает убить их. Охотнику, которому поручено это сделать, она велит в качестве доказательства выполнения ее приказа принести серебряные цепи, с которыми дети появились на свет. Лишь у одного из мальчиков, названного Хелиасом, в честь его приемного отца, остается его цепочка, благодаря чему ему удается избежать судьбы своих братьев, которые превращаются в лебедей, как только с них снимают их цепи. Матабрюна вызвалась доказать связь королевы с собакой, по ее под- стрекательству Беатрису должны убить, если на ее защиту не встанет ни один из витязей. В отчаянии она обращается с мольбой к Богу, который посылает в качестве спасителя ее сына, Хелиаса. Остальные братья тоже спасаются с помощью цепей, кроме одного, цепь которого уже переплавили. Король Ориант передает бразды правления своему сыну Хелиасу, который приказывает сжечь Матабрюну костре Однажды Хелиас видит своего брата, лебедя, щего ладью по озеру, посредине которого стоит за* Приняв это за знак свыше, он вооружается и садится____________________________________________________________________
• В древней пангобардской сказке об изгнании короля Ламиссио, изложении Павла Диакона (L, 15), описывается подобный случай Женщина-простолюдинка бросила семерых своих новорожденнь детей в пруд. Мимо проезжал король Агельмунд, который с люб ством стал рассматривать детей, поворачивая их копьем. Когда один из них ухватился за копье, король принял это за хорошее предзнаменование; он приказал, чтобы этого мальчика вытащили из воды и отдали кормилице. И так как он вытащил его из пруда, который на его языке называется lama, то и назвал мальчика Ламиссио. Мальчик вырос отважным воином и после смерти Агельмунда стал королем лангобардов.__________________________________________________________________________________
ладью. Лебедь через реки и озера доставляет его к тому месту, куда ему предопредлено Богом попасть, далее по аналогии с сагой о Лоэнгрине следует освобождение лживо обвиненной герцогини; его женитьба на ее дочери Клариссе, которой возбраняется интересоваться происхождением своего мужа. На седьмой год супружества она, ослушав- шись запрета, спрашивает мужа об этом, после чего Хелиас возвращается домой в лебединой ладье. В конце концов его брат лебедь также получает освобождение. Характерные мотивы саги о Лоэнгрине — последующее исчезновение божественного героя таким же удивительным образом, каким он некогда появился, а также перенос мифо- логических мотивов из жизни старшего героя, носящего то же имя, в жизнь более молодого героя, — будучи весьма распространенным явлением в мифотворчестве, — воплощены также в англо-лангобардской саге о Скеафе, которая упоминается во введении Песни о Беовульфе (см.: Н. v. Wolzogen (Ob.), Reclam), древнейшей германской эпической поэме, дошедшей до нас на англо-саксонском языке. Отец старого Бе-овульфа получил свое имя Скильд Скефинг (означающее сын Скеафа), потому что в раннем детстве лодку, в которой он спал на снопе
пшеницы, выбросило на берег чужой страны (англо-саксонское sceaf). Морские волны прибили его к берегу страны, на защиту которой ему суждено было встать. Обитатели этой страны приняли его как чудо, вырастили и позднее как посланца Бога сделали своим царем. (Ср. Grimm: German Mythology, I, S.306, III, S.391; H.Leo: Beowulf, Halle, 1839). To, что говорилось о наследнике царского рода Скафе*, или Скеафе в песне о Беофульфе, согласно еди-_______________________________________________________________________
• Скаф на верхне-немецком будет Schaffing (бочка), что привело Лео к предположению относительно того, что Sc//d называли Scefing'a, что у него не было отца по имени Sceaf или Schaf и что именно он сам и есть выброшенный волнами на берег мальчик, которого назвали сыном бочки (Schaffing). Само имя Беовульф, или Beowulf, означающее по мнению братьев Гримм Etienen-wolf (пчелиный волк), первоначально, по-видимому, означала (согласно Вольцогену) Barwelf, то есть Jungbar (медвежонок или щенок), что напоминает сагу о происхождении гвельфов, или вельфов (Ursprung der Welfen, Grimm, II, 233), где мальчиков должны были бросить в воду, как "щенят"
нодушному мнению братьев Гримм и Лео, переносится на его сына Скеафинга Скильда. По его требованию после его смерти его мертвое тело с царскими почестями помещают на корабль без команды, который отправляется в море. Таким образом, он исчезает таким же таинственным путем, каким его отец попал на берег; эта особенность, по аналогии с сагой о Лоэнгрине, объясняется мифическим отождествлением отца и сына. Беглый обзор этих разнообразных мифов о героях выявляет ряд единообразных черт на типичном фоне, который может служить основой для построения стандартного сказания. Такой план построения представляет собой нечто вроде идеального человеческого скелета, который с незначительными отклонениями неизменно наблюдается при просвечивании человеческих фигур, внешне отличающихся друг от друга. Индивидуальные нюансы некоторых мифов и, особенно, грубые отклонения от прототипа можно исчерпывающим образом объяснить лишь при толковании данного мифа. Само же стандартное сказание можно сформулировать по следующей схеме:
Герой является ребенком весьма знатных родителей; обычно сыном царя. Его рождению предшествуют различные трудности, такие как воздержание, долгое бесплодие, тайная, из-за внешних препятствий или запретов, близость родителей. До рождения героя или перед зачатием имеет место пророчество через сновидение или оракула, предостерегающее о нежелательности его рождения и обычно таящее угрозу для отца или лица, его представляющего. Как правило, младенца предают воде в корзине, сундуке, бочке. Затем его спасают животные или люди низкого происхождения (пастухи) и вскармливает звериная самка или женщина-простолюдинка. Выросший герой находит своих знатных родителейл весьма разнообразными способами; с одной стороны, мстит своему отцу, а с другой — получает признание у других! и, в конце концов, добивается высокого положения и почета*!____________
• Возможность дальнейших уточнений отдельных моментов этой схемь можно видеть из материала, представленного Лессманом в работе Сказание о Кире в Европе_______________________________________
Как видно из представленной схемы, во всех этих мифах отношение героя к своим отцу и матери неизменно имеет нездоровый характер, вследствие чего у нас есть основание предполагать, что такое отклонение должно быть обусловлено чем-то в характере самого героя, и такого рода мотивы отыскать несложно. Вполне понятно — что можно отметить у современных эпигонов героического века — что для героя, которому, как никому другому, постоянно грозит людская зависть, подозрительность и клевета, его подлинное происхождение зачастую становится источником величайших страданий и осложнений. Старый афоризм о том. что "не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и у сродников и в доме своем" (Мрк, 6:4), означает не что иное, как признание того, что непросто почитать как пророка человека, чьи родители, братья и сестры или друзья детства хорошо известны нам Представляется, что существует необходимость в том, чтобы пророк отрекся от своих родителей; известная опера Майербеера также основана на признании того что профетическому герою во имя его миссии дозволено отречься даже от своей нежно любимой матери.
Однако, когда мы переходим к более глубокому рассмотрению мотивов, заставляющих героя разорвать свои семейные узы, возникает ряд трудностей Многочисленные исследователи подчеркивали, что понимание мифотворчества требует обращения к его первичным источникам, а именно к способности к воображению*, присущей индивиду. Подчеркивается также тот факт, что эта способность к фантазии в ее самых активных проявлениях и безудержной щедрости наблюдается лишь в детстве. Поэтому для облегчения понимания
намного более сложной (а также более грудной) мифологической и художественной фантазии, в neppvm очередь следует изучить образную жизнь ребенка______________
См. также трактовку Вундта, который представляет героя как психологическую проекцию человеческих желаний и стремлений (loc.cit. S48)
Между тем, исследование детской способности к воображению еще только начинается, и лишь достаточно продвинувшись вперед, оно позволит нам использовать сделанные в этой области открытия для объяснения более сложных психических явлений. Причина такого недопонимания психической жизни ребенка объясняется отсутствием подходящего инструмента, а также надежного пути, ведущего к сложностям этой очень тонкой и довольно недоступной сферы. Такие детские реакции никоим образом нельзя изучать, наблюдая за нормальным взрослым человеком; и в самом деле, принимая во внимание определенные психические расстройства, можно даже говорить о том, что нормальная психическая целостность обычного человека заключается как раз в преодолении и забвении своих детских причуд и фантазий, и таким образом, этот путь оказывается заблокированным. С другой стороны, что касается детей, здесь эмпирическое наблюдение (которое, как правило, вынуждено довольствоваться внешними проявлениями) не достигает своей цели в исследовании психических процессов, потому что мы пока еще не можем правильно проследить все их движущие силы, за неимением надлежащего инструментария. Однако существует определенный класс людей, так называемых психоневротиков, которые, как показали исследования Фрейда, несмотря на то, что внешне выглядят совершенно взрослыми, в некотором смысле остаются детьми. Можно сказать, что эти психоневротики не отрешились от своей детской психической жизни, напротив, в ходе их созревания вместо того, чтобы претерпевать трансформации, она все больше упрочивалась, становясь все более выраженной. У психоневротиков детские реакции сохраняются и усиливаются и, таким образом, способны привести к патологическим последствиям, когда эти незаметные реакции приобретают чрезмерное распространение и гипертрофированные формы. Фантазии невротиков являются, так сказать, однородно преувеличенным воспроизведением детских фантазий. Казалось бы, это подсказывает путь решения проблемы. Однако, к сожалению, в таких случаях найти доступ к психике таких людей намного сложнее, чем к детским умам. Существует лишь один, из- вестный на сегодня инструмент, который делает этот путь реальным: а именно — психоаналитический метод, разработанный Фрейдом. Постоянное обращение к этому инст- рументу способно прояснить видение наблюдателя до такой степени, что он может теперь различать подобные движущие силы в их самых нечетких проявлениях в психической жизни всякого человека, включая тех, кто не рискует стать невротиком. Профессор Фрейд любезно предоставил в распоряжение автора свои по достоинству высокоценимые разработки относительно психологии неврозов; на них и основаны нижеследующие комментарии, касающиеся воображения ребенка, равно как и невротика. Отказ растущего индивида от опеки родителей является одним из самых необходимых, но также и одним из самых болезненных достижений эволюции. Такое отделение является абсолютно необходимым фактором, и можно считать, что у нормальных взрослых людей оно в определенной мере достигнуто. Социальный прогресс во многом базируется на противостоянии двух поколений. С другой стороны, существует категория невротиков, состояние которых указывает на то, что именно эту проблему им решить не удалось. Для маленького ребенка родители, в первую очередь, являются его единственным авторитетом и источником веры. Быть похожим на них, то есть на родителя одного с ребенком пола, вырасти таким, как отец или мать, — самое сильное и ни с чем не сравнимое желание ребенка. Последовательное умственное развитие, естественно, приводит к тому, что ребенок постепенно начинает осознавать, к какой категории принадлежат его родители. Он узнает о других родителях, которых сравнивает со своими собственными, и у него возникают сомнения относительно исключительности и несравненное™, которыми он их наделял Самое незна- чительное происшествие в жизни ребенка, вызывающее у него настроение неудовлетворенности, способно обернуться критикой родителей; в отношение ребенка к ним вкрадывается растущее убеждение, что в некотором смысле другие родители могут быть предпочтительнее Из психологии неврозов мы узнали, что в этой связи могут быть субъект самого сильного сексуального любопытства помещается в ситуацию тайной неверности и скрытой любовной связи. Таким образом, первичные, или асексуальные, фантазии поднимаются до уровня последующего более полного понимания Снова очевиден мотив мести и расплаты, который и первоначально был на переднем плане. Такими невротическими детьми оказываются, главным образом, те, кого родители
наказывают, чтобы отучить от вредных сексуальных привычек. Такие дети своими фантазиями мстят родителям. Самые младшие в семье в особенности склонны лишать своих предков их превосходства (в точности как в исторических сюжетах). Зачастую они без колебаний приписывают матери такое количество любовных связей, сколько у них самих имеется соперников перед нею. Интересная вариация обычного семейного романа сводится к восстановлению законности рождения самого сочиняющего героя, тогда как другие дети выставляются при этом как незаконные. Кроме того, семейный роман может подчиняться особым интересам, всевозможного рода влечениям, дающим начало выдумкам самого разнообразного характера. Например, юный романтик таким образом может избавиться от родства с сестрой, которая привлекает его в сексуальном плане. Тот, кто в ужасе отворачивается от этой развращенности детского ума или, скажем, оспаривает вероятность такого положения дел, должен принять во внимание, что все эти с виду неблаговидные фантазии в конечном итоге не имеют такого пагубного смысла и что под их тонкой личиной все равно сохраняется изначальная любовь ребенка к своим родителям. Неблагодарность и предательство со стороны ребенка являются лишь видимостью, ибо, исследуя более детально самую распространенную из этих романтических фантазий, а именно замену обоих родителей или только одного отца более высоко стоящими лицами, можно увидеть, что эти новые, знатного происхождения родители во всем наделяются качествами из реальных воспоминаний о настоящих, простых родителях, так что по существу ребенок не устраняет своего отца, а возвышает его. Стремление заменить реального отца на более выдающегося в целом является просто выражением желания ребенка вернуть "добрые старые времена", когда отец еще казался самым сильным и благородным человеком, а мать — самой милой и прекрасной женщиной. Ребенок отворачивается от того отца, каким он знает его сейчас, к отцу, в которого он верил когда-то; его воображение в действительности является лишь выражением сожаления о том, что эти счастливые времена прошли. Таким образом в этих фантазиях снова утверждается переоценка ранних лет детства*. Интересный вклад в эту тему вносит изучение сновидений. Толкование сновидений показывает, что даже в более поздние годы в сновидениях о повелителях или повелительницах, эти величественные особы представляют отца и мать". Так детская переоценка родителей сохраняется в сновидениях нормального взрослого человека.
Когда мы начинаем подставлять вышеупомянутые моменты в нашу схему, то видим, что вполне оправданно сравниваем эго ребенка с героем мифа, принимая во внимание, что мифы о героях и семейные романы обнаруживают одну и ту же тенденцию: повсюду в мифах прослеживается стремление избавиться от родителей, и такое же желание присутствует в фантазиях ребенка, когда он пытается установить свою независимость. В этом отношении эго ребенка ведет себя так же, как герой мифа, и в действительности героя следует рассматривать как коллективное эго, вооруженное всем необходимым мастерством. Подобным же образом герой индивидуальной поэзии обычно представляет самого автора или, по крайней мере, одну из сторон его характера. Обобщая основные черты мифа о герое, мы получаем происхождение от знатных родителей, предание воде в корзине (и т.п.) и воспитание родителями низкого социаль-
* В отношении идеализации родителей детьми см. комментарий Мэ-дера к очерку Фрейда (Jahrb. I.
Psychoanalyse, S.152, Zentralblattf. Psychoanalyse, I, S.51) иэссе Варендонка (Varendonk: Lesidealsd'enfant, T. VII,
1908).
** См. Толкование сновидений Фрейда (Freud: Traumdeutung, S.200)._________________________________
ного положения, с последующим развитием фабулы к возвращению героя к своим настоящим родителям, которое либо сопровождается соответствующим возмездием, либо нет. Совершенно очевидно, что две родительские пары мифа соответствуют реальной и воображаемой родительским парам романтической фантазии. Более близкое рассмотрение выявляет психологическую идентичность бедных и благородных родителей, точно так же, как в детских и невротических фантазиях. В соответствии с характерной для раннего детства переоценкой родителей миф начинается с благородных родителей, совсем как романтическая фантазия, тогда как в реальной жизни взрослые быстро адаптируются к действительным обстоятельствам.
Таким образом, фантазии семейного романа просто реализуются в мифе со смелой пе- рестановкой действительных обстоятельств. Неприязненное отношение отца и следующее за ним изгнание акцентирует мотив, побудивший эго обратиться ко всем этим фантазиям. Воображаемый роман является, так сказать, высвобождением неприязненных чувств, которые ребенок питает по отношению к отцу и которые в такой фантазии проецируются на отца. Следовательно, изгнание в мифе эквивалентно отречению в романтической фантазии. В невротическом романе ребенок избавляется от отца, тогда как в мифе отец пытается избавиться от ребенка. И как того требует сущность фантазии, естественным завершением становится спасение и возмездие. Чтобы определить всю ценность такого параллелизма, только что представленного в общих чертах, следует попытаться на этом основании интерпретировать некоторые постоянно встречающиеся детали мифа, которые, по-видимому, требуют особого объяснения. Это тем более необходимо, ввиду того, что никакого удовлетворительного объяснения этих деталей не выдвигают даже самые восторженные приверженцы мифологии и натурфилософии. К таким деталям относятся постоянное упоминание сновидений (или оракулов) и способ избавления от ребенка посредством предания его воде в корзине и т.п. На первый взгляд такие мотивы представляются не поддающимися психологической интерпретации. Однако, к счастью, изучение символизма сновидений позволяет прояснить эти элементы мифов о герое. Использование одного и того же материала в сновидениях здоровых людей и невротиков* указывает на то, что предание воде — не что иное, как символическое выражение родов. Дети выходят из "воды"**. Корзина, сосуд или короб*** означают вместилище, лоно; так что предание воде непосредственно означает_______________________________________________
* Ср. со "сновидениями о рождении" (Freud: Traumdeutung, S.207).
** В сказках, адаптированных для детского восприятия и особенно к детским сексуальным представлениям (см. статью Фрейда в декабрьском номере Sexuelte РгоЫете), рождение человека часто изображается как вытаскивание ребенка из колодца или озера. Например (Grimm: Deutsche Sagen, I, 7), повествуется о том, что новорожденные появляются из колодца, где они рождаются на свет. Такая интерпретация, по-видимому, подходит и к некоторым национальным обычаям; например, когда у кельта была причина сомневаться в своем отцовстве, он помещал новорожденного на большой щит и пускал его на воду ближайшей реки. Если волны прибивали его к берегу, ребенок считался законным, но если он тонул, это служило доказательством обратного, и мать ребенка также убивали (см. Franz Helbrng: History of Feminine Infidelity). Дополнительный этнологический материал из фольклора собран автором в его Саге о Лоэнгрине. *** "Короб" в некоторых мифах представлен пещерой, которая также отчетливо символизирует лоно, например, в повествовании об Аврааме, Ионе и др. и особенно в истории о Зевсе, который родился в пещере горы Ида и был вскормлен козой Амальтеей; мать укрыла его там в страхе перед своим супругом, Кроносом. Согласно Илиаде Гомера (XVIII, 396, et seq.), Гефест также был брошен в воду своей матерью из-за его хромоты и в течение девяти лет скрывался в пещере, окруженной водой. Заменой на прямо противоположное (падение в воду) рождение здесь явно представляется как окончание девяти месяцев внутриутробной жизни. Более широко распространенным, чем рождение в пещере, является помещение ребенка в сундук, о котором рассказывается как в вавилонском мифе о Марду-ке-Таммузе, так и в египетско-финикийском мифе об Осирисе-Адонисе (см. Winckler. Die Weltanschauung des alten Orients, Ex Oriente Lux, \, I, S.43). Бахус также избегает преследований царя благодаря тому, что был брошен в сундуке в воды Нила, и его трехмесячного спасла дочь царя (Paus, III, 24), что удивительно напоминает легенду о Моисее. Подобная история повествуется и о Тенесе, сыне Кикна (Siecke: Hermes, S. 48, Annot), и о многих других. Распространенность подобных символических представлений среди аборигенов демонстрируют следующие примеры: Штукен пересказывает нам новозеландскую сказку о полинезийском похитителе огня (и семян) Мани-тики-тики, которого сразу же после появления на свет мать бросила в море, завернув в фартук (в сундуке, коробке). О подобной истории рассказывает и Фробениус (loc.cit, S.379); здесь ребенка бросают в воду, его находит и воспитывает богатая бездетная женщина, но в конце концов он решает найти своих настоящих родителей. Жене Раджи Бесурйяи был послан ребенок, плывущий на пузыре водяной пены (из Сингапура) (Zeitschrift fur Ethnologie, 1906,8.281).
процесс рождения, хотя и выражаемый через прямую противоположность. Тому, кто станет возражать против подобной репрезентации через противоположное следовало бы вспомнить, как часто сновидения идут по такому же пути (ср. Freud: Тгаит- deutung, S.238). Подтверждение такой интерпретации предания воде в распространенном человеческом символизме предоставляет нам материал самих легенд: это содержание сна, приснившегося деду (или еще убедительнее — самой матери)* перед рождением ребенка в мифе о Кире в версии Ктесия; в этом сновидении из лона женщины, готовящейся стать
более утрированном виде показывает правильность такой интерпретации, ибо за отцеубийством здесь следует инцест с матерью. Такое эротическое отношение к матери, господствующее в других мифических циклах, в мифах о рождении героя переносится на задний план", в то время как противостояние отцу более сильно выражено.____________
* См. анализ этого отношения и его психических последствий в Толковании сновидений Фрейда. ** Некоторые мифы создают впечатление, что любовные отношения с матерью были изъяты из них как слишком противоречащие морали определенного времени и определенного народа. Следы такого пресечения все же видны при сравнении различных мифов или различных вариантов одного и того же мифа. Например, в варианте Геродота Кир является сыном дочери Астиага, а согласно Ктесию, он делает дочь Астиага (которого побеждает) своей женой и убивает ее мужа, который в изложении Геродота является его отцом. См. Husing: Contributions to the Kyros Legend, XI. Сравнение саги о Дарабе с очень похожей легендой о св. Георгии также показывает, что инцест с матерью в истории о Дарабе просто опущен. Обычно он предшествует признанию, здесь же, напротив, признание предотвращает инцест. Такое изъятие на его ранней стадии может быть изучено на Ц примере мифа о Телефе, где герой женится на своей матери, но |~/ узнает ее прежде чем свершается инцест. Сказочное обрамление * легенды о Тристане, где Изольда извлекает Тристана из воды (т.е.. рождает его), предполагает фундаментальную тему инцеста, которая также прослеживается в факте адюльтера с женой дяди. Читателю предлагается обратиться к статье автора (Rank: Das tnzest-Motiv in Dichtung und Sage), в которой тема инцеста, -олько лишь упоминаемая здесь, обсуждается подробно с прослеживанием множества нитей, ведущих к этой, в настоящее время заброшенной теме._____________________________________________________________________________
Факт, что это детское противостояние отцу в мифах о рождении несомненно провоцируется враждебным поведением отца, обусловлен полной перестановкой отношений, известной как проекция, причиной которой являются очень специфические свойства психической активности, задействованной в построении миф. Механизм проекции, сыгравшей свою роль в реинтерпретации акта рождения, а также в некоторых других особенностях мифотворчества, которые будут обсуждаться позднее, требует единообразия в опре-, делении характера мифа как параноидной структуры, принимая во внимание его сходство со специфическими процессами, прослеживаемыми в механизмах некоторых психических расстройств. Близко связано с параноидным характером свойство разделения или разобщения того, что слито в воображении. Этот процесс, иллюстрируемый появлением двух родительских пар, обеспечивает основу для формирования мифа и, наряду с механизмом проекции, дает нам ключ к пониманию всего ряда иначе необъяснимых конфигураций мифа. Движущей силой проецирования неприязненной позиции героя на отца является желание оправдания, возникающее от причиняющего беспокойство осознания подобных чувств по отношению к отцу. Однако процесс замещения, который начинается с проекции вызывающего беспокойство чувства, продолжается дальше и посредством механизмов разделения или разобщения находит иное выражение своего постепенного развития в очень характерных формах мифа о герое. В первоначальном психологическом обрамлении отец все же остается тождественным царю, деспотичному преследователю. Первое ослабление такого отношения наблюдается в тех мифах, где уже имеется попытка отделения деспотичного преследователя от настоящего отца, но она осуществлена еще не полностью, первый все же остается родственником героя, обычно дедом, как например в мифе о Кире во всех его версиях и вообще в большинстве мифов о герое. Отделение роли отца от роли царя в мифах такого типа означает первый шаг в сторону возврата фантазии к реальным обстоятельствам, и соответственно отец героя в мифах этого типа выступает главным образом в роли человека низкого положения (мифы о Кире, Гильгамеше и др.). Таким образом, герой снова приближается к своим родителям, устанавливается определенное родство, которое находит свое выражение в том факте, что не только сам герой, но также и его отец с матерью являются объектами преследования тирана. Итак, герой оказы- вается более близко связан с матерью (часто их вместе бросают на произвол судьбы: Персей, Телеф, Фаридун), которая ему ближе в эротическом отношении, в то время как отказ от ненависти к отцу здесь выражается самой сильной противоположностью*, ибо, как в сказании о Гамлете, герой выступает уже не в роли преследователя своего отца (или, соответственно, деда), а как мститель за смерть убитого отца. Сказанное предполагает более близкую связь сказания о Гамлете с иранским преданием о Кай Хусроу, где герой также выступает в роли мстителя за своего убитого отца (ср.: Фаридун и др.).
Образ деда, который в некоторых сказаниях замещается другими родственниками (дядей в сказании о Гамлете), также имеет более глубокий смысл". Мифологический комплекс
матерью, вытекает столько воды, что она, подобно океану" способна затопить всю Азию. Примечательно, что_________________________________________________________
* В упоминавшейся ранее работе Абрахама (Abraham: Dreams and Myths, p. 22) представлен анализ весьма похожего, хотя и более сложного сновидения о рождении, которое отвечает реальным обстоятельствам; молодой беременной женщине, не без страха ожидавшей родов, привиделось во сне рождение сына, и вода появилась непосредственно как амниотический поток.
** Эта воображаемая картина огромного количества воды очень близка к мотивам большой и широко распространенной группы мифов о Потопе, которые в действительности представляются не чем иным, как универсальным выражением мифа об изгнании. Герой представлен здесь человечеством в целом. Гневным отцом является бог; гибель и спасение человечества точно так же следуют друг за другом в прямой последовательности. В таком параллелизме интересно отметить, что ковчег или осмоленный дом, в котором Ной плывет по воде, в Ветхом Завете обозначается тем же словом tebah, что и емкость, в которой оставляют младенца Моисея (Jeremias, loc. cit, S.250). Относительно мотива Великого Потопа см.: Jeremias, S.226; см. также работу Лессмана, посвященную саге о Кире в Европе, где Потоп описывается как возможное развитие мотива предания воде. Пример такого развития одного в другое демонстрирует сага о | Потопе, рассказанная Бадером в его Баденских народных легендах. Когда однажды Глубокая Долина была затоплена ливнем, на воде заметили мальчика, плывущего в колыбели, которого чудом спас кот (Friedrichs, loc.crt, S.265). В статье приведенной в Jahrbuch fur Psychoanalyse (V, 1912D;e______________________________________________________________________________________
в обоих случаях Халдеи дали правильное толкование этих сновидений с водой как сновидений о рождении. По всей вероятности, эти сновидения сами построены на основе знаний очень древнего и общезначимого символизма, смутно предугадавшего отношения и связи, которые получили должную оценку и осмысление в учении Фрейда. Относительно сна, где человек, которому он приснился, бросается в темные воды озера, Фрейд говорит, что "сновидения такого рода являются сновидениями о рождении, и при их толковании следует рассматривать этот факт, ясно передаваемый сновидением, как прямо противоположный, а именно: вместо броска 0 воду это означает появление из воды, то есть факт рожде-<йия" (Freud: Traumdeutung, S.199)*.
Справедливость такой интерпретации, которая делает сновидение с водой эквивалентным преданию воде, опять {*се подтверждается фактом, что именно в саге о Кире, где Присутствует сновидение с водой, мотив предания воде от-Ъутствует, и только корзина, которая не фигурирует в сновидений, играет определенную роль, когда ребенка оставляют на произвол судьбы.
В таком толковании отвержения оставленного на произвол судьбы ребенка как рождения нас не должны смущать несоответствия -в последовательности отдельных элементов символического воплощения с реальным процессом рождения. Фрейд считает, что такая хронологическая переструктуризация или даже полная инверсия обусловлены тем общим механизмом, благодаря которому воспоминания выстраиваются в фантазии; тот же самый материал появляется в фантазиях, но в совершенно новой расстановке, и естественная последовательность действий" не имеет никакого значения._______________________
; Symbolschichtung in Wecktraum und ihre Wiederkehr im mystischen Denken) автор пытается объяснить психологическую связь между мифом об изгнании, легендой о потопе и мифом о пожирании.
* Ср. с подобной перестановкой значений в интерпретации Винклером этимологии имени Моисея.
** То же самое верно в отношении формирования сновидения и трансформации истерических фантазий в припадки (ср.: Traumdeutung, S.238); см. также Freud: Allgemeines uber den hysterischen Anfall in
счастии, угрожающем ему в связи с ожидаемым сыном; поэтому именно отец является инициатором отвержения мальчика и всевозможными путями преследует сына, угрожая ему после его неожиданного спасения, но в конце концов уступает сыну в соответствии с пророчеством. Чтобы понять этот мотив, который поначалу может показаться несколько необычным, нет необходимости отыскивать на небесах какое-либо явление, под которое можно было бы с трудом подогнать его. Если открыто и непредвзято посмотреть на существующие в действительности отношения между родителями и детьми или между братьями", — часто, если не всегда, можно обнаружить определенную напряженность между отцом и сыном, которая еще более выражена в соперничестве между братьями; хотя эта напряженность может быть не очевидной и не постоянной, она все же таится в сфере бессознательного, периодически вырываясь наружу. Особенно часто здесь бывают вовлечены эротические факторы, и, как правило, самый глубокий, обычно бессознательный, корень неприязни между сыном и отцом или между братьями связан с соперничеством за нежную преданность и любовь матери. Миф об Эдипе ясно, только в
инцеста с матерью — и связанная с ним неприязнь к отцу — здесь сочетается с другим большим комплексом, который представлен эротическими отношениями между________
* Такой защитный механизм обсуждается Фрейдом в связи с анализом Гамлета (Traumdeutung, S.183; см. также Jones—Am. Jl. of Psychology. 1911).
** В отношении других значений фигуры деда см. работу Фрейда Анализ фобии пятилетнего мальчика (Jahrb. f. Psychoanalyse, 1,1909, S.7378); см. также статьи Джонса, Абрахама и Ференци в: Internet. Zeitschrift f. arzt. Psychoanalyse, Vol.l, 1913. MaTz.________________________________________________________
отцом и дочерью. Кроме других широко распространенных сказаний* сюда относится и пересказываемая в различных вариантах история о новорожденном мальчике, которому предсказано, что он станет зятем и наследником некоего правителя или монарха, что в конечном счете и происходит, несмотря на все гонения (брошен на волю судьбы и т.д) со стороны последнего. Подробную библиографию, подтверждающую широкое распространение этой темы можно найти у Кехлера (R.Kohler: Kleine Schriften, II, 357). Отец, который отказывается отдать дочь кому-либо из ее поклонников или предваряет замужество дочери определенными, трудными для выполнения условиями, поступает так потому, что в действительности не хочет отдавать ее другим, ибо в конечном счете желает обладать ею сам, заточив ее в каком-нибудь недоступном месте, чтобы сберечь ее девственность (ср.: Персей, Гильгамеш, Телеф, Ромул), и если его воля нарушается, он преследует дочь и ее отпрыска с неутолимой ненавистью. Однако бессознательные сексуальные мотивы его враждебности, за что ему позднее мстит внук, делают очевидным то, что герой снова убивает в его лице просто человека, пытающегося лишить его любви своей матери: то есть — отца.
Другая попытка возврата к более первичному типу прослеживается в следующей особенности: возвращение к отцу-простолюдину, которое явилось результатом отделения роли отца от роли царя, снова сводится на нет вторичным возвеличиванием отца- простолюдина до положения бога, как в случае Персея и других сыновей непорочных матерей: Карны, Ионы, Ромула, Иисуса. Вторичный характер этого божественного отцовства особенно очевиден в тех мифах, где девственница, которая понесла от божест- венного зачатия, позднее выходит замуж за смертного (ср.: Иисус, Карна, Иона), который впоследствии выступает как настоящий отец, в то время как бог в качестве отца репре- зентирует лишь в высшей степени восторженную детскую идею величия, силы и
** Подобное отождествление отца с Богом (небесным отцом и т.п.),
В то же время, эти мифы строго настаивают на мотиве девственности матери, что в других местах упоминается лишь вскользь. Первой причиной этого, по-видимому, яв- ляется трансцендентная тенденция, которую влечет за собой введение бога. Вместе с тем, рождение от девственницы является самым резким отречением от отца, сверше- нием замысла всего мифа, как это видно по легенде о Cap-гоне, который не признает никакого отца, а лишь свою мать, весталку.
Последнюю стадию этого постепенного ослабления враждебного отношения к отцу представляет та форма мифа, в которой личность царствующего преследователя ока- зывается не только полностью обособленной от фигуры отца, но теряет даже отдаленное родство с семьей героя, против которой он выступает как злейший ее враг (в сказаниях о Фаридуне и Аврааме; царь Ирод против Иисуса и др.). Хотя от первоначального образа отца, царя и преследователя сохраняется лишь роль царствующего преследователя или тирана, вся схема мифа создает впечатление, что ничего не изменилось, что означающее "отец" просто заменено означающим "тиран". Такая интерпретация отца как "тирана", типичная для детских представлений*, позднее обнаруживает огромное значение для толкования определенных анормальных форм данного комплекса.
Прототипом такого отождествления царя с отцом, которое регулярно встречается и в сновидениях взрослых, вероятно, является зарождение царской власти от родового патриархата, о чем также свидетельствует использование одних и тех же слов для обозначения царя и отца в индо-согласно Фрейду, с таким же постоянством встречается в фантазиях в рамках нормальной и патологической психической деятельности в виде отождествления отца с правителем. В этой связи интересно
также отметить, что почти все народы прослеживают свое происхождение к своему богу (Abraham:
Dreams and Myths, Monograph Series No. 15).___________________________________________
* Интересный пример бессознательного детского юмора недавно приводился в прессе: политик объяснял своему маленькому сыну, что тиран — это человек, который заставляет других делать то, что он велит, не обращая внимания на ft, как они к этому относятся. "Ага, — сказал ребенок, — значит вы с мамой — тоже тираны!"____________________________________________________________________________
грманских языках* (ср. немецкое Landesvater, отец своей граны = царь). В этом типе мифа почти полностью заверяется приведение семейного романа к реальным ус лови- Родители низкого социального положения признаются откровенностью, которая кажется прямо противоречащей знденции мифа в целом.
Именно выявление этих реальных обстоятельств, которые до этого оставались предметом толкования, позволяет нам подтвердить правильность последнего, исходя из самого материала. Библейская легенда о Моисее была выбрана нами как особенно подходящая для этой цели.
Кратко обобщая для ясности результаты предшествующей интерпретации, можно сказать следующее: если проследить связь между образами отца и деспотичного пре- следователя, обе пары родителей оказываются тождественны; знатные родители являются, так сказать, отражением преувеличенных представлений, которые первоначально складываются у ребенка относительно своих родителей. Легенда о Моисее показывает родителей героя лишенными всех выдающихся атрибутов; они — простые люди, самозабвенно привязанные к своему ребенку и неспособные причинить ему вред. В то же время, здесь, как и везде, подтверждением физического родства является проявление нежных чувств к ребенку (ср.: Акки, садовник, в легенде о Гильгамеше; погонщик в истории о Карне; рыбак в мифе о Персее и т.д). Более благовидное использование мотива брошенности на волю судьбы, характерное для мифов этого типа, объясняется именно таким отношением. Ребенка в корзине предают воде, но не с тем, чтобы лишить его жизни (как, например, в случае злонамеренного предания воде Эдипа и многих других героев), а для того, чтобы спасти его (см. также выше историю Авраама). Предупреждение об опасности высокопоставленному отцу становится обнадеживающим пророчеством для отца-простолюдина (ср. в истории рождения Иисуса предсказание оракула Ироду и_______________________________
См. Max Muller Essays, Vol.ll, Leipzig, 1869, S.20, et seq. В отношении различных психологических вероятностей такого обрамления см.: Incest Book.
сновидение Иосифа), полностью отвечающим ожиданиям, которые большинство родителей питают относительно карьеры своего отпрыска.
Принимая во внимание первоначальное назначение мифа, тот факт, что дочь фараона, Битиах, вытащила ребенка из воды, то есть родила его, мы получаем знакомую нам тему царя (по типу деда), дочь которого должна родить сына, но который, будучи предупрежден зловещим толкованием сновидения, решает убить своего будущего внука. Служанке его дочери (которая в библейской истории по требованию принцессы достает корзину из воды) царь поручает бросить новорожденного к корзине в воду Нила, чтобы он погиб (с точки зрения знатных родителей мотив брошенного на волю судьбы отпрыска здесь выступает в его первоначальном, роковом значении). Затем корзину с ребенком находят люди низкого положения, и бедная женщина растит его (как кормилица), а когда он вырастает, то принцесса признает его как своего сына (точно так же, как в прототипе фантазия завершается признанием со стороны знатных родителей). Если бы легенда о Моисее была представлена нам в такой, более близкой к первичной форме, восстановленной нами по имеющимся материалам*, то результатом данного подхода к толкованию явилось бы приблизительно то же, что передает та форма мифа, в которой он фактически дошел до нас; то есть, что его настоящей матерью была не принцесса, а бедная женщина, которая представлена нам как его кормилица, а ее муж был его отцом.
Такое толкование предлагается как предание восстановленного до первоначальной формы мифа; тот факт, что это прослеживание постепенного изменения дает нам знако- мый тип мифа о герое, является свидетельством правильности нашей интерпретации.
См. E.Meyer: Berischtd. Kgl. preuss. Akad. d. Wiss., XXXI, 1905, S.640. "По-видимому, Моисей первоначально был сыном дочери тирана (которая теперь является его приемной матерью) и, вероятно, имел божественное происхождение". Последующее развитие легенды в форму, известную нам сейчас, по-видимому, объясняется национальными мотивами.
До сих пор, по счастью, нам удавалось показать правильность нашей методики интерпретации на самом материале, теперь же пришло время продемонстрировать логику общего подхода, на котором основывается эта методик» в целом. До настоящего времени результаты нашего толкования создавали впечатление, что в целом формирование мифа начинается с самого героя, а именно — с юного героя. В самом начале мы заняли позицию проведения аналогии между героем мифа и эго ребенка. Теперь мы оказываемся перед необходимостью привести наши предположения и заключения в соответствие с другими концепциями формирования мифа, казалось бы, прямо противоположными.
Мифы, конечно же, создаются не героем, и тем более не героем в детском возрасте; давно известно, что они являются творениями людей взрослых. Стимулом к их созданию, очевидно, является общее изумление вследствие появления героя, удивительная история жизни которого в воображении людей может начинаться только с необычного младенчества. Однако история удивительного детства героя создается отдельными создателями мифов — к которым в конечном итоге сводится неопределенная идея народного разума—на основе представлений о своем собственном детстве. Наделяя героя деталями истории своего собственного детства, они идентифицируют себя с ним, так сказать, претендуя на роль подобных героев в рамках своей собственной личности. Поэтому настоящим героем создаваемой саги является эго, которое воплощается в герое, возвращаясь к тому времени, когда оно само было героем, совершившим свое первое героическое деяние — восстание против отца. Эго может отыскать свой собственный героизм только во времена детства, и поэтому оно приписывает герою свой собственный мятеж, наделяя его чертами, которые некогда сделали само эго героем. Эта цель достигается детскими мотивами и материалами, возвращением к детскому вымыслу и переносом его на героя. Следовательно, мифы создаются взрослыми на основе ретроградных фантазий *, герою____________
• Эта идея, явившаяся результатом познаний в области невротической фантазии и структуры симптома, была использована профессором Фрейдом для толкования романтической и мифотворческой работы
подобие исторической достоверности; это неразрывно связано с формированием мифа и его целью. В мифе о Кире, как и в других мифах, царствующему деду, Астиагу, и его дочери с мужем противостоят пастух и его жена. Пестрое собрание других персонажей, которые вращаются вокруг них, можно легко классифицировать: между царской родительской четой и ее ребенком стоит управитель Гарпаг со своей женой и сыном и знатный Артембар со своим законным отпрыском. Наш натренированный на особенностях структуры мифа взгляд в промежуточных парах родителей сразу же распознает двойников первых родителей, все пер- сонажи видятся тождественными фигурам родителей и их отпрыска; на такое толкование наталкивают определенные черты самого мифа. Гарпаг получает от царя ребенка, чтобы избавиться от него, после этого он ведет себя точно так же, как царствующий отец и остается верен своей воображаемой родительской роли в нежелании убить ребенка самому, — потому что он является ему родственником, — а вместо этого отдает его пастуху Митридату, который таким образом снова отождествляется с Гарпагом. Знатный Артембар, сына которого высек плетью Кир, также отождествляется с Гарпагом, так как когда Артембар предстает перед царем со своим сыном с требованием о возмездии, Гарпаг также оказывается перед царем, чтобы защитить себя, и он также обязан представить своего сына царю. Таким образом, сам Артембар играет эпизодическую роль отца героя, и это полностью подтверждается в версии Ктесия, согласно которой вельможу, усыновившего сына пастуха, Кира, как своего собственного, звали Артембар.
Еще более отчетливой, чем тождественность различных отцов, является тождественность их детей, что, конечно же, служит подтверждением тождественности отцов. Во-первых, — и это, по-видимому, решающее обстоятельство, — все дети одного и того же возраста. Не только сын принцессы и ребенок пастуха, которые родились в одно время; Геродот специально
подчеркивает, что Кир играл в царя с детьми одного с ним возраста, когда он высек плетью сына Артембара. Он также, возможно намеренно, указывает на то, что сын Гарпага, которому предстояло приветствовать узнанного царем Кира, тоже был примерно одного с ним
возраста. Кроме того, останки этого мальчика помещаются перед отцом Гарпага в корзине, и именно в корзине новорожденного Кира следовало бросить на волю судеб, что в действительности было проделано с подставленным вместо него сыном пастуха, тождественность которого с Киром ясна и очевидна из изложения Юстина. В этом варианте Кира подменяют живым ребенком пастухов; но это парадоксальное родительское чувство уравновешивается сознанием того, что в действительности эта подмена ничего не изменила. Конечно, то, что жена пастуха хочет вырастить живого ребенка царя вместо своего собственного мертворожденного мальчика, как в варианте Геродота, кажется более понятным; но и здесь тождественность мальчиков также очевидна, ибо так же, как сначала сын пастуха принял смерть вместо Кира, так и двенадцать лет спустя сына Гарпага (тоже в корзине) убивают за Кира, которого Гарпаг оставил в живых*. Таким образом, создается впечатление, что все двойники Кира, будучи созданы для определенной цели, по достижении этой цели снова "выводятся из игры" как лишние элементы. Этой целью, несомненно, является идея возвеличивания, присущая семейному роману. В различных своих повторениях и повторениях своих родителей герой поднимается по социальной лестнице от пастуха Митридата, через знатного Дртембара, пользующегося благосклонностью царя и первого управителя Гарпага, связанного родством с царем, до превращения его самого в принца. Таким образом пред-, ставлена его карьера в версии Ктесия, где Кир от сына пастуха поднимается до царского управителя**.____________________
* Здесь прослеживается связь с мотивом близнецов. Мы имеем двух мальчиков, родившихся в одно и то же время, один из которых умирает ради другого, будь то сразу после рождения или позднее, и родители которых в наших мифах расщепляются на две или более родительских пар. В отношении возможного значения этого туман- ного брата-близнеца как плаценты смотрите рассуждения автора в Incest Book.
Ранняя история Сигурда (Зигфрида), рассказываемая в Саге о Фель-зунге (см.: Rassmann, I, 99), весьма напоминает версию сказания о Кире у Ктесия. Она представляет собой предание об удивительном жизненном пути еще одного героя со всеми его рациональными перестановками. Библейская история об Иосифе (Бытие, 37 и далее)
На этом пути он постоянно убирает, так сказать, последние следы своего восхождения; после завершения каждой стадии его "карьеры" нижестоящий Кир отбрасывается*. Таким образом, этот усложненный миф с его разнородным рядом персонажей упрощается и сводится к трем действующим лицам, а именно: к герою и его родителям. Абсолютно похожая картина наблюдается и в отношении "состава исполнителей" многих других мифов. Например, дублирование может касаться дочери, как в мифе о Моисее, где мать принцессы (для того, чтобы установить тождественность двух семей)** появляется среди простых людей как дочь Мириам, которая является просто двойником матери (последняя оказывается расщепленной на принцессу и бедную женщину). В случае, когда дублирование затрагивает отца, его двойник, как правило, появляется среди родственников, чаще всего — среди братьев, как, например, в сказании о______
Чтобы избежать недоразумений, сейчас нам представляется уместным выделить историческое ядро некоторых мифов о героях. Как показывают обнаруженные записи (см. Duncker, loc. cit, S.289; Bauer, loc. crt, S.498), Кир был потомком древнего Царского дома. Целью мифа не могло быть возвышение происхождения Кира, не следует также рассматривать представленную выше интерпретацию как попытку установить происхождение Кира от простых людей. Подобные обстоятельства превалируют и в случае Саргона, царствующий отец которого также известен (см. Jeremias, loc. cit., S.410, Annot). Тем не менее историк пишет о Саргоне следующее: "Очевидно, он не был благородного происхождения, иначе такое сказание не было бы сочинено вокруг его рождения и юности" (Ungnad: Die Anfange der Statenbildung in Babytoni-en, Deutsche Rundschau, Juli, 1905). Было бы большой ошибкой рас- сматривать наше толкование как аргумент в пользу этого. Видимое противоречие, которое может быть выдвинуто как довод против нашего объяснения, при другом способе толкования становится доказательством его правильности, если исходить из соображения, что миф создает не герой, а обыкновенный человек, желая оправдать себя в нем. Люди представляют героя таким образом, наделяя его собственными детскими фантазиями, независимо от их действительного соответствия или несоответствия историческим фактам. Этим объясняется также и перенос типичных мотивов как на несколько поколений семьи одного и того же героя, так и на исторические личности в целом (в отношении Цезаря, Августа и др. см. Usener: Phein, Mus., LV, S.271). В некоторых мифах это отождествление семей соблюдается до мельчайших деталей, как, например, в мифе об Эдипе, где одна царская пара сменяется другой и где даже пастух, получающий младенца, чтобы избавиться от него, имеет свою точную копию в пастухе, которому он поручает спасти мальчика.______________________________________________
Гамлете (в отличие от посторонних персонажей, создаваемых анализом). Подобным же образом дед, занимающий место отца, может также появиться в сопровождении брата,
являющегося двоюродным дедом герою и его противником, как в мифах о Ромуле, Персее и др. Прочие дублирования, во внешне сложных мифологических структурах, таких, например, как сюжеты о Кай Хусроу, Фаридуне и др., также оказываются легко различимы, если их рассматривать под таким углом.
Дублирование отцов или дедов их братьями может быть продолжено в следующем поколении и может касаться самого героя, приводя таким образом к мифам о братьях, о кото-\ рых в связи с нашей темой следует упомянуть лишь вскользь. Если бы прототипы мальчика, которые в саге о Кире бесследно исчезают, послужив своей цели, а именно, возвышению происхождения героя, получили свое дальнейшее развитие, то они бы оказались соперниками героя с претензией на равные права, то есть его братьями. Первоначальная последовательность, наверно, лучше всего сохраняется при интерпре- тации странных двойников героя как призрачных братьев, которые, подобно брату- близнецу, должны умереть ради героя. Не только отец, стоящий на пути взрослеющего сына, но также и мешающий ему соперник, или брат, устраняются в наивной реализации детских фантазий, по той простой причине, что герой не хочет иметь семью. Сочетания мифа о герое с другими мифическими циклами включают наряду с только что упомянутым мифом о враждебно настроенных братьях также и миф о фактическом кровосмешении, вроде того, что составляет ядро мифа об Эдипе. В мифе о рождении героя мать и ее отношения с героем оказываются отодвинутыми на задний план. Но есть еще один заметный мотив, заключающийся в том, что мать низкого положения часто представляется животным. Этот мотив оказывающих помощь животных* отчасти отно-
• См. Hartmann: Die Tiere in der indogermanischen Mythologie, Liepzig, 1874. В отношении значения животных в мифах об изгнании см. Bauer (S.574, et seq.), Goldziher (S.274); см. также Leibrecht Zur Volkskunde (Romulus und die Welfen), Heilbronn, 1879.__________________________________________________
сится к ряду посторонних элементов, объяснение которых вышло бы далеко за рамки этой работы*.
Тему животных можно включить* в схему нашей интерпретации на основании следующих рассуждений. Как проекция на отца оправдывает враждебную позицию со стороны сына, так и понижение матери до животного призвано оправдывать неблагодарность сына, отрекающегося от нее. Подобно обособлению преследующего царя от отца, здесь наблюдается разделение матери на вынашивающую и вскармливающую, причем мать в ее особой роли кормилицы заменяется животным. Такое расщепление опять же служит средством возвышения, так как вынашивание ребенка предназначено знатной матери, тогда как мать низкого происхождения, которую нельзя вычеркнуть из ранней истории, должна довольствоваться функцией кормилицы. Животные при этом являются особенно подходящей заменой, потому что сексуальные процессы здесь ясно видны ребенку, в то время как именно сокрытие этих процессов предположительно является корнем детского бунта против ро- дителей. Отвержение оставленного на произвол судьбы в сундуке младенца и предание воде, так сказать, по-детски асек-суализирует процесс рождения; детей достает из воды аист**,
* См. Freud' The Infantile Recurrence of Totemism (Imago, Vol II, 1913). В отношении тотемической основы Римской Волчицы см. Jones: Alptraum, S.59, et seq. Дятел из сказания о Ромуле обсуждался Юнгом (loc.cit, S.382, et seq.). ** Аист как птица, приносящая детей, известен также и в мифологии. Есть указания (Siecke: Leibesgesch.' d. Himmels, S.26) на то, что эту роль в некоторых регионах и странах выполняет лебедь. Спасение и - последующая защита героя птицей не редкость; ср.: Гильгамеш, Зал, наконец, Кикнос, которого мать бросает у моря, а вскармливает , лебедь, тогда как его сын Тенес плывет в сундуке по воде Интерпретация ведущего мотива сказания о Лоэнгрине также попадает в поле зрения данных рассуждений. Самые важные мотивы этого сказания относятся к мифологическому циклу: Лоэнгрин плывет в ладье по воде и попадает на берег с помощью лебедя. Никто не должен спрашивать, откуда он пришел: сексуальная тайна происхождения человека не должна быть открыта, она заменяется на сказку об аисте; детей вылавливает из воды лебедь и приносит родителям в корзине. Запрету на всяческие расспросы из саги о Лоэнгрине в других мифах (например, в мифе об Эдипе) соответствует приказание расследовать или загадка, которая должна быть разрешена. В отношении психологического значения сказки об аисте см статью Фрейда Детские сексуальные теории. В отношении мифа о герое см.____________________
который в корзине приносит их родителям. На этом представлении строится фабула с
животными, подчеркивая сходство рождения человека и животного.
Введение данного мотива можно объяснить и сточки зрения пародии, если предположить,
что ребенок принимает историю об аисте, симулируя незнание, и не без иронии развивает
тему: если меня принесло животное, то оно могло и вскормить меня*.
Однако в конечном итоге, если расщепление проследить назад, это оказывается способом
отделить того, кто вынашивает ребенка, от того, кто его вскармливает, — в действительности
Freud: Psychopathotogie des Altagslebens, Berlin, 1909; Freud: Histeris-che Phantasien und ihre Beziehung zur Bisexualitat
Эта близкая связь между мифом о герое и структурой мании у параноиков уже была точно подмечена в нашей характеристике мифа как параноидальной структуры, что всячески подтверждается его содержанием. Становится понятен тот удивительный факт, что параноики открыто рассказывают о всех своих иллюзиях; углубленные исследования Фрейда показали, что содержание истерических фантазий, которое с помощью психоанализа часто можно сделать осознанным, вплоть до мельчайших деталей идентично жалобам параноиков с манией преследования; кроме того, наблюдается также идентичность этого содержания с содержанием планов удовлетворения желаний у людей страдающих извращениями*. Эгоцентричный характер всей системы четко прослеживается у параноика, для которого возвеличивание родителей, сочиненное им, является просто средством его собственного воз- величивания. Как правило, центральный момент всей его системы представляет собой просто кульминацию семейного романа, которая проявляется в аподиктическом утверждении: Я
царь (или бог). С точки зрения символизма сновидений и мифов, к которому сводится символизм всех фантазий, включая "больное" воображение, — все чего он этим достигает, так это ставит себя на место отца, уподобляется герою, завершая свой мятеж против отца. И в том и в другом случае это осуществимо, потому что конфликт с отцом — который, как показывают последние открытия, относится ко времени сокровенности сексуальных процессов — разрушается в тот момент, когда возмужавший юноша сам становится отцом. Настойчивость, с которой параноик ставит себя на место отца, то есть сам становится отцом, выглядит как иллюстрация обычной реакции маленьких мальчиков на раздражение или отнекивание взрослых в ответ на их излишнее любопытство: дайте мне время, и когда я сам стану папой, я все об этом узнаю! Кроме параноика необходимо также сказать и о его в равной мере асоциальном двойнике. В выражении фантазий тождественного содержания истерическому индивиду, который подавил их, противостоит перверт, который осознает их; более того, больному, пассивному параноику — нуждающемуся в иллюзии для коррекции невыносимой для него реальности — противостоит активный преступник, который стремится изменить реальность согласно своим представлениям. В этом особом смысле данный тип представлен анархистом. Сам герой, как это видно из его отчуждения от родителей, начинает свой жизненный путь с противостояния старшему поколению; он одновременно является бунтовщиком, призванным восстановить справедливость, и революционером. Каждый революционер изначально является непослушным сыном, бунтующим против отца* (см. соображения Фрейда относительно интерпретации "революционной мечты" — Freud: Traumdeutung, S.153).
Но если параноику в соответствии с его пассивным характером приходится терпеть преследования и зло, кото-_______________________________________________
Это особенно хорошо видно в мифах о греческих богах, где сын (Кронос, Зевс) вначале должен убрать отца, прежде чем сможет взять в свои руки его власть. Форма устранения посредством кастрации — очевидно, самое сильное выражение бунта против отца — является в то же время доказательством его сексуального происхождения. В отношении мести см. работы Фрейда Детские сексуальные теории и Анализ фобий пятилетнего мальчика (Jahrbuch f. Psychoanalyse).______________________________________________________________________
рые в конечном итоге исходят от отца и которых он пытается избежать, помещая себя на место отца или царя, анархист, движимый своим героическим характером, становится гонителем царей и в конце концов убивает царя, подобно герою. Удивительное сходство жизненного пути некоторых преступников-анархистов, с одной стороны, и семейного романа героя и ребенка — с другой, было продемонстрировано автором на конкретных примерах (Rank: Belege zur Rettungsphantasie in Zentralblatt f. Psychoanalyse, I, 1911, S.331; Die Rolle des Fa-milienromans in der Psychologie des Attentaters, in Internationale Zeitschrift fur arztliche Psychoanalyse, 1,1913). Таким образом, истинно героический момент заключается в подлинной справедливости или неотвратимой необходимости поступка, который вследствие этого вызывает всеобщее одобрение и восхищение*, в то время как нездоровый момент, в том числе в криминальных случаях, состоит здесь в
отвечающее стремлению полностью устранить физическую мать, заменив ее на животное или на постороннюю кормилицу, — и не выражает ничего иного, кроме факта: женщина, вскормившая меня, является моей матерью. Это утверждение прямо символизируется в легенде о Моисее, ретроерессивный характер которой мы уже рассматривали; ибо именно ту женщину, что является его собственной матерью, выбирают его кормилицей (как и в мифе о Геракле и в египетско-финикийс-ком мифе об Осирисе-Адонисе, где Осирис, заключенный в сундук, плывет вниз по реке до Финикии, где его в конце концов под именем Адонис находит Исида, которую царица Астарта взяла кормилицей для своего собственного сына**. Здесь мы можем лишь коротко упомянуть о других мотивах, которые, вероятно, не так тесно связаны с мифом в целом. Такие мотивы включают: разыгрывание из себя дурака, что в сказках о животных предполагается в качестве общей детской позиции по отношению ко взрослым; или же физические недостатки некоторых героев (Зал, Эдип, Гефест), которые,
обширный вклад автора в разработку мотивов и интерпретацию сказания о Лоэнгрине.
* См. также работы Фрейда Детские сексуальные теории и Анализ фобий пятилетнего мальчика
(Jahrbuch f. Psychoanalyse и. Psychopa-tologie, Vol.1, 1900).
** Узенер (Usenet Sfoff des griechischen Epos, S.53) утверждает, что содержание греческих поэм свидетельствует,
что спор между ранними и поздними греческими героическими сказаниями относительно матери бога разрешался
по такой схеме, что мать в общераспространенном греческом мифе признавалась как таковая, в то время как мать
из местного предания понижалась до положения кормилицы. Поэтому здесь можно, не колеблясь, принимать в
качестве матери не только кормилицу бога Ареса.___________________________________________________
возможно, предназначены служить в качестве компенсации индивидуальных недостатков создателей мифов, таким образом, что упреки реального отца за возможные изъяны и дефекты также вводятся в миф с соответствующей акцентуацией, и герой наделяется той же слабостью, что обременяет чувство собственного достоинства определенного индивида.
Приведенное объяснение психологического смысла мифа о рождении героя было бы неполным без выявления его связей с некоторыми психическими заболеваниями. Чита- тели, не имеющие психиатрической подготовки, наверное, больше всех остальных будут поражены этой связью. В действительности мифы о героях в своих основных чертах во многом соответствуют маниакальным представлениям определенных психотических индивидов, которые страдают маниями преследования или величия —так называемой na-ранойей. Система их иллюзий построена, главным образом, подобно мифу о герое, и поэтому в ней просматриваются те же психогенные мотивы, что и в невротическом семейном романе, который поддается анализу, в то время как маниакальная система сама по себе не доступна даже для психоаналитического подхода. Например, параноик склонен утверждать, что люди, фамилию которых он носит, не являются его настоящими родителями, что в действительности он потомок царского рода; по какой-то таинственной причине от него должны были избавиться и поэтому отдали его "родителям" как приемного ребенка. Однако его враги хотят сохранить фикцию его низкого происхождения, для того, чтобы пресечь его законные притязания на престол или несметные богатства*.
Случаями такого рода часто занимаются психиатры или комиссии по освобождению от призыва в армию**._____________________________________________________
*Abraham, loc.cit, S.40; Riklin, loc.cit, S.74.
**3десь уместно упомянуть случай фрау фон X. — ради нескольких тонких психологических комментариев к нему А.Бергера (Feuilleton der Neue Freie Presse, Nov. 6, 1904, No. 14, 441), которые частично касаются нашей интерпретации мифа о герое. Бергер пишет следующее: "Я убежден, что она действительно считает себя незаконной дочерью русской аристократки. Желание принадлежать в силу происхождения к более знатным и достойным кругам, чем ее настоящее окружение, вероятно, возникло у нее еще в юные годы; ее желание быть принцессой послужило причиной возникновения той маниакальной идеи, что она не дочь своих родителей, а ребенок дворянки, скрывшей свою незаконнорожденную дочь от мира, позволив ей вырасти ребенком фокусника. Запутавшись в своих фантазиях, она, вполне естественно, любое резкое слово, задевавшее ее, или случайное двусмысленное замечание, услышанное ею, интерпретировала как подтверждение своей романтической иллюзии, но особую роль в этом имело ее нежелание быть дочерью своих родителей. Поэтому целью своей жизни она сделала возвращение того социального положения, которого, по ее убеждению, она была лишена обманом В ее биографии прослеживается настойчивое утверждение этого убеждения, приведшее к трагическому результату" Женский тип семейного романа, имеющего в данном случае социальную направленность, в отдельных случаях также представлен и в мифе о герое. В истории о Царице Семирамиде (Diodos, II, 4) говорится, что ее мать, богиня деркето, стыдясь ее, бросила ее на - произвол судьбы в пустыне среди скал, где ее вскормили голуби и нашли пастухи, которые отдали младенца царскому пастуху, бездетному Симу, который вырастил ее как свою собственную дочь. Он назвал ее Семирамида, что на сирийском языке означает Голубь. Ее дальнейший жизненный путь к диктаторскому правлению, объясняющемуся ее мужской энергией, является вопросом истории. Другие мифы об изгнании рассказывают об Атапанте, Кибеле и Аэропе (Roscher).
патологическом переносе ненависти с отца на реального царя (или царей — в случае более обобщенного искаженного переноса).
Как за такой же поступок мы восхваляем героя, не интересуясь его психической мотивацией, так и анархист заслу-. живает некоторого снисхождения или изменения меры наказания по причине того, что он убил совсем не того человека, которого хотел уничтожить на самом деле, несмотря на внешне, пожалуй, возвышенную, например, политическую мотивацию его поступка**.
А сейчас давайте остановимся у этой границы, где так близко соприкасаются содержание невинных детских выдумок, подавляемые и бессознательные невротические фантазии, поэтические мифологические структуры и, вместе с тем, некоторые формы психических заболеваний и преступлений, хотя по своим причинам и движущим силам они далеки друг от друга. Не будем поддаваться соблазну последовать по одному из расходящихся здесь путей, которые ведут в совершенно иные области и пока остаются нехожеными тропами в неведомое.
* Сравните контраст между Теллем и Паррисидой в Шиллеровском Вильгельме Гелле, подробно обсуждавшийся автором в: Incest Book.
~* В этой связи смотрите тонкое психологическое толкование случая Татьяны Л. и ее неудавшейся попытки убийства (Wittels:D/e sexuelle Not, Vienna; Leipzig, 1909)._____ ___